О, если бы какой-нибудь бог сказал: „Верьте мне!“, а не: „Веруйте в меня!“

Бойтесь тех ботаников, которые утверждают, что древо познания родит корни зла.

Я — за восстановление частной собственности на духовную жизнь.

Он нес знамя высоко — не хотел его видеть.

Дьявол коварен — он может явиться к нам просто в образе дьявола.

Жаждешь крови? Ну и будь блохой!

В доме повешенного не говорят о веревке. А в доме палача?

Не рассказывайте свои сны. Вдруг к власти придут фрейдисты?

Не будь снобом. Не ври, когда за правду лучше платят.

Сначала было слово. Потом появилось молчание.

А может быть, прекрасная пещерная живопись вынуждена была когда-то уйти в подполье?

Болото иногда производит впечатление глубины.

Должны ли люди быть стальными? Мне временами кажется, что лучше им быть из плоти и крови.

Я видел чудеса. Это было тогда, когда люди обходились без чудес.

Я видел во сне действительность. С каким же облегчением я проснулся!

До глубокой мысли надо приподняться.

Если бы можно было отоспать смерть в рассрочку!

Не каждый залп начинает революцию.

У слепой веры — злые глаза!

Я говорю вещи такие старые, что человечество их уже забыло.

Некрасиво показывать пальцем, даже на себя, как на Мессию.

Нельзя смешить беззубых тиранов.

Можно очутиться на дне и не достигнуть глубины.

Среди слепых и кривой ослепнет.

Все боги БЫЛИ бессмертными.

Там, где падают головы, крутятся те, кто хочет присвоить себе хотя бы лица.

Некоторые не видят разницы между онанизмом и „верностью себе“.

Стрелка испорченного компаса не дрожит. Она свободна от ответственности.

Должно ли искусство быть понятным? Да, но лишь для тех, кому оно адресовано.

Некоторым кажется, что они происходят от обезьян, сидевших на дереве познания добра и зла.

Когда мы заселим пустыни, исчезнут оазисы.

Он прятался за языком, который показывал миру.

Он напоминает мне вошь на лысине. Вокруг все блестит, — а все же вошь.

Овца с золотым руном не была богатой.

Как упражнять память, чтобы научиться забывать?

Надо иметь много терпения, чтобы научиться быть терпеливым.

Не зная иностранных языков, ты никогда не поймешь молчания иностранца.

Бред? Но ведь новый!

Из скромности считал себя графоманом, а был доносчиком.

Как перевести вздох на другие языки?

Не каждому жизнь к лицу.

То, что он умер, еще не доказывает, что он жил.

Все иллюзия. Конечно, и предыдущая фраза.

Если смотришь на мир прищурившись, легче скрыть слезы.

Трудность жизни: даже глупость надо сначала сделать.

„Как следует себя вести, — спросил мой знакомый, — если застаешь у себя дома любовника своей жены в постели с чужой женщиной?“

Можно умереть на острове Святой Елены и не будучи Наполеоном.

„Из одного креста можно было бы сделать две виселицы“, — с презрением сказал специалист.

Я знал человека до такой степени необразованного, что ему приходилось самому выдумывать цитаты из классиков.

Костры не разгоняют тьмы.

Любая вонь, борющаяся с вентилятором, склонна считать себя Дон-Кихотом.

Многие бумеранги не возвращаются. Выбирают свободу.

Первое условие бессмертия — смерть.

Я хотел бы сказать миру одно слово. Поскольку не сумел этого сделать — стал писателем.

Глупость не освобождает от необходимости мыслить.

Для мышления нужен мозг, не говоря уже о человеке.

Пегас должен быть подкован на все четыре ноги.

Не влезай в душу ближнего ногами, даже если ты вытер их.

Когда не дует ветер, и флюгер на крыше имеет свой характер.

Дьявол в аду — образ положительный.

Вечность? Единица времени.

Воскресать могут только мертвые. Живым — труднее.

„Я — поэт завтрашнего дня!“ — сказал он. „Поговорим об этом послезавтра“, — ответил я.

Вот ведь трусы никогда не боятся лежать на кладбище героев.

Одиночество, как ты перенаселено!

О нем говорили с оттенком восхищения: „Догоняет гениев“. Я обеспокоенно спросил: „А с какой целью?“

Совесть рождается иногда из ее угрызений.

Когда не над чем смеяться, рождаются сатирики.

Все великие трагедии имеют конец, но кто же может высидеть до конца?

И кастраты духа берут высокие ноты.

И пролитая кровь еще пульсирует. Пульсом эпохи.

Не звени ключами тайн.

Вы думаете, этот автор мало чего достиг? Да ведь он снизил общий уровень.

Ни с какой точки зрения нельзя быть слепым.

Брось первый камень, а то тебя назовут эпигоном.

Иуды тоже научились носить кресты.

Иногда юморист впадает в отчаяние: ему не удается быть смешнее, чем пафос других.

Кто же исследует на пощечине отпечатки пальцев?

Прогресс: наши предки ходили в звериных шкурах, а нам и в наших не по себе.

Дерьмом можно интересоваться только в том случае, если оно является удобрением.

Я притронулся к Венере Милосской. „Убери руки!“ — сказала она. Это у нее комплекс.

Очень немногие люди в девятнадцатом веке предвидели, что наступит двадцатый век.

Кандалы не любят приковывать внимание.

Крыша над головой часто не позволяет людям расти.

Из рая выгнали только Адама и Еву. Как же выбрались оттуда на свободу львы, орлы, блохи, обезьяны и т.д.? И даже яблоки?

Не всякая пальма первенства приносит плоды.

Некоторые люди охотно носили бы фригийский колпак, будь он шапкой-невидимкой.

Если кричат: „Да здравствует прогресс!“, всегда справляйся: „Прогресс чего?“

Это не фокус сказать: „Я — есмь“. Надо быть.

После некоторых воспоминаний мало холодного душа, нужна настоящая горячая ванна.

Можно ли расходиться с правдой? Да, если ты опережаешь ее.

Осины дрожат при любом строе. Но (черт бы их побрал!) — при любом строе они преспокойно зеленеют.

Когда родится пессимизм? Когда сталкиваются два противоположных оптимизма.

А может, стены Иерихона пали оттого, что внутри их слишком много дули в фанфары?

Равноправие во времена бесправия — это уже кое-что.

Некоторые мысли приходят в голову под конвоем.

Свободу симулировать нельзя.

Ах, если бы иметь столько слушающих, сколько подслушивающих!

От душевного жара остается либо пепел, либо деяние.

Не все Авели могут позволить себе роскошь иметь собственных Каинов: многим приходится довольствоваться коллективным.

Я не думаю, чтобы рыба оставалась немой, если бы у нее было столько тайн, сколько у нас.