Литература не может адекватно выразить жизнь. Но произведение искусства вполне адекватно выражает Искусство, а больше ничего и не надо. Жизнь — это только мотив орнамента.
Лишиться одного из родителей — несчастье, но сразу обоих — некоторая беспечность.
Лишь один общественный класс думает о деньгах больше, чем богатые, и этот класс — бедные.
Лишь по той причине, что человек сам ничего не может создать, он может сделаться достойным судьей созданного другим.
Лишь современному суждено стать старомодным.
Ложь — это правда других людей.
Лондонские туманы не существовали, пока их не изобрело искусство.
Лучше быть красивой, чем добродетельной, но лучше уж быть добродетельной, чем некрасивой.
Лучшей школой для изучения искусства является само искусство, а не жизнь.
Лучше обожать, чем быть предметом обожания. Терпеть чье-то обожание — это скучно и тягостно.
Лучше уж сотня противоестественных грехов, чем одна противоестественная добродетель.
Лучший способ сделать детей хорошими — это сделать их счастливыми.
Любая вера начинается со скептицизма.
Любая крайне напряженная эмоция стремится к разрядке при помощи какой-нибудь эмоции противоположного свойства. Истерический смех и слезы радости — примеры драматического эффекта, которые дает сама природа.
Любить всех — значит не любить никого.
Люблю говорить ни о чем. Это единственное, о чем я хоть что-то знаю.
Люблю музыку Вагнера — она такая шумная, что можно разговаривать, не рискуя помешать ее слушать другим.
Люблю театр. В театре все намного правдоподобнее, чем в жизни.
Любовь всегда обещает несбыточное и заставляет верить в невозможное.
Любовь вышла из моды, ее убили поэты. Они так много писали о ней, что все перестали им верить.
Любовь замужней женщины — это великая вещь. Женатым мужчинам такое и не снилось.
Любовь к себе человек проносит через всю жизнь.
Любовь питается повторениями, и только повторение превращает простое вожделение в искусство.
Любой судебный процесс — это суд над жизнью, подобно тому, как любой приговор смертелен.
Люди в своем большинстве живо интересуются всем на свете, за исключением того, что действительно стоит знать.
Люди всегда смеются над своими трагедиями — это единственный способ переносить их.
Люди интересуют меня больше, чем их принципы, а интереснее всего — люди без принципов.
Люди искусства имеют пол, но само искусство пола не имеет.
Люди, принадлежащие к хорошему обществу, интересны лишь масками, которые каждый из них носит, а отнюдь не тем, что за этими масками скрыто.
Люди стали столь трудолюбивы, что сделались безмерно глупы.
Люди учат, чтобы скрыть свое невежество, так же, как улыбаются, чтобы скрыть свои слезы.
— Маргарет очень похорошела. В последний раз, что я ее видела, — двадцать лет назад, — это был уродец в пеленках.
Маска говорит нам больше, чем лицо.
Между Англией и Америкой удивительно много общего — фактически все, кроме языка.
Между капризом и „вечной любовью“ разница только та, что каприз длится несколько дольше.
Меня любили страстно, безумно. И очень жаль. Это невероятно мешало мне в жизни. Я бы не прочь иметь иногда немножко свободного времени.
Мередит — это Браунинг в прозе, да и Браунинг — тоже.
Милое дитя! Она так любит фотографии, особенно виды Швейцарии. На редкость целомудренный вкус.
Милосердие порождает множество грехов.
Мир всегда смеялся над своими трагедиями, ибо только так их и можно переносить. Соответственно, все то, что мир всегда воспринимал всерьез, относится к комедийной стороне жизни.
Мир создают певцы, и создают его для мечтателей.
Мне деньги не нужны — они нужны тем, кто имеет привычку платить долги, а я своим кредиторам никогда не плачу.
Мне иногда кажется, что слепота Гомера на самом деле — художественный миф, созданный во времена истинной критики для того, чтобы напомнить нам не о том лишь, что великий поэт — это всегда провидец, постигающий мир не физическим, а духовным зрением, а еще и о том, что он настоящий певец, чья песня рождается из музыки, когда, вновь и вновь про себя повторяя каждую свою строку, он схватывает тайну ее мелодии и во тьме находит слова, окруженные светом.
Мне кажется, хорошие люди приносят много вреда в жизни… И главный вред в том, что они придают такое огромное значение дурному. Бессмысленно делить людей на хороших и дурных. Люди бывают либо очаровательны, либо скучны. Я предпочитаю очаровательных.
Много ли значит тема для художника столь творческого, каким является критик? Не меньше, но и не больше, чем она значит для романиста или для живописца. Он схож с ними в том, что умеет находить свои мотивы повсюду.
Мода — настолько невыносимая разновидность безобразия, что приходится менять ее каждые полгода.
Модно то, что носишь ты сам, немодно то, что носят другие.
Можно восхищаться чужим языком, даже если не можешь свободно говорить на нем, как можно любить женщину, почти не зная ее.
Можно много сказать в защиту современной журналистики. Предоставляя голос необразованным людям, она знакомит нас с общественным невежеством.
Можно простить человеку, который делает нечто полезное, если только он этим не восторгается. Тому же, кто создает бесполезное, единственным оправданием служит лишь страстная любовь к своему творению.
Можно снести любые невзгоды — они приходят извне, они случайны. Но страдать за собственные ошибки — это самое горькое, что может быть в жизни.
Можно сразу определить, есть ли у мужчины семья или нет. Мне часто приходилось подмечать очень печальное выражение в глазах многих женатых мужчин.
Мои дурные качества просто чудовищны. Когда я ночью вспоминаю о них, я сейчас же опять засыпаю.
Мой долг — это то, чего я не делаю из принципа.
Молитвы всегда должны оставаться безответными. Если бы они исполнялись, это были бы не молитвы, а деловые переговоры.
Молодость Америки — самая старая из ее традиций. Ей насчитывается уже триста лет.
Молодость — это не мода. Молодость — это искусство.
Молодые люди хотели бы не изменять, но не могут; старики хотели бы изменять, но тоже не могут.
Мужчина всегда хочет быть первой любовью женщины. Женщины более чутки в таких вопросах. Им хотелось бы стать последней любовью мужчины.
Мужчина, который упорно не желает жениться, превращается в постоянное публичное искушение.
Мужчина может быть счастлив с женщиной до тех пор пока не полюбит ее.
Мужчина, читающий мораль, обычно лицемер, а женщина, читающая мораль, непременно дурнушка.
Мужчине лучше не оказывать своей жене слишком много внимания на людях, иначе могут подумать, что он колотит ее, когда они остаются вдвоем.
Мужчин можно анализировать и обсуждать, женщин же только обожать.
Мужчины женятся, устав от холостой жизни; женщины выходят замуж из любопытства. И тех и других ждет разочарование.
Мужчины мыслят. Женщинам только мыслится, что они мыслят.
Мужчины познают жизнь слишком рано, женщины — слишком поздно!
Мужчины становятся старше, но не становятся лучше.
Мужчины ужасно скучны, если они образцовые мужья, и невыносимо заносчивы, если не являются таковыми.
Мужчины часто делают предложение просто для практики.
Музыка будет по-немецки, вы не поймете.
Музыка есть тот вид искусства, в котором форма и содержание — одно.
Музыканты — удивительно непонятливый народ. Хотят, чтобы мы были немыми именно тогда, когда нам хочется быть глухими.
Мы живем в эпоху, когда необходимы только бесполезные вещи.
Мы пишем так много, что у нас не остается времени думать.
Мы приписываем нашим ближним те добродетели, из которых можем извлечь выгоду для себя, и воображаем, что делаем это из великодушия.
Мысль, которую нельзя назвать опасной, вообще не заслуживает названия мысли.
На далекие века мы смотрим посредством искусства, а искусство, к счастью, никогда не передает истину.
Надеюсь, вы не притворяетесь безнравственной женщиной, будучи на самом деле женщиной добродетельной? Это было бы непростительным лицемерием.
Надо всегда быть влюбленным. Вот почему никогда не следует жениться.
Найди слова для своей печали, и ты полюбишь ее.
На самом деле женщины любят, когда мужчины скверно одеты. Они всегда немного боятся денди и хотят, чтобы наружность мужчины говорила против него.
Настоящий художник никогда не видит мир таким, каким он есть, иначе это был бы не художник.
Настоящая большая страсть встречается ныне довольно редко. Это привилегия людей, которым больше нечего делать.
Наш единственный долг перед историей — переписать ее заново.
Не будучи богатым, совершенно незачем быть милым человеком. Романы — привилегия богатых, но никоим образом не профессия бедных. Бедняки должны быть практичны и прозаичны. Лучше иметь постоянный годовой доход, чем быть очаровательным юношей.
Не бывает нравственных и безнравственных книг. Все книги делятся на те, что написаны хорошо, и те, что написаны плохо.
Не было творческой эпохи, которая вместе с тем не стала бы и эпохой критики. Ибо не что иное, как критическая способность создает свежие формы.
Неверно делить людей на хороших и плохих; на самом деле они или очаровательны, или скучны.
Не говорите мне о страданиях бедняков. Они неизбежны. Говорите о страданиях гениев, и я буду плакать кровавыми слезами.
Негоже уподобляться Нарциссу, склонившись над фотографией; даже воде нельзя доверять; глаза любящего — вот единственно надежное зеркало.
Не грешник, а глупец — вот наибольшее из наших зол. Нет греха, кроме глупости.
— Не дай бог быть принесенным в жертву!
Не дай совратить себя с пути неправедного! Добродетельный ты будешь невыносимо скучен. Это-то и злит меня в женщинах. Обязательно им подавай хорошего мужчину. Причем, если он хорош с самого начала, они его ни за что не полюбят. Им нужно полюбить его дурным, а бросить — до противности хорошим.
Недовольство — первый шаг к прогрессу как у отдельного человека, так и у народа.
Некоторые осмеливаются утверждать, будто за всю жизнь я не совершил ни единого дурного поступка. Разумеется, они говорят это за моей спиной.
Некрасивость — одна из семи смертных добродетелей.
— Не любовь с первого взгляда, но любовь в конце сезона — это гораздо надежнее.
Ненавижу, когда несерьезно относятся к еде. Это неосновательные люди, и притом пошлые.
Необходимое условие совершенства леность; цель совершенства — юность.
Неразумные спорят с другими людьми, мудрые — с самими собой.
Нескромным поведением легче всего симулировать невинность.
Не следует дарить женщине ничего такого, что бы она не могла надеть вечером.
Нет нетактичных вопросов, есть только нетактичные ответы.
Нет ничего огорчительнее, чем обнаружить добродетель у человека, которого ты никогда бы в этом не заподозрил. Это все равно, что наткнуться на иголку в стогу сена. Это колет. Если у вас есть добродетель, следует предупреждать о ней заранее.
Нет ничего опаснее, чем быть модным. Все модное очень быстро выходит из моды.
Нет ничего ужаснее, чем внезапное осознание того, что всю свою жизнь ты говорил одну только правду.
Нет такого греха, который нельзя было бы не простить,— кроме разве что глупости.
— Нет, я не цинична, просто у меня есть опыт — впрочем, это одно и то же.
— Неужто вы верите всему, что пишут в газетах?
— Верю. Нынче только то и случается, чему невозможно поверить.
Ниагарский водопад — второе разочарование новобрачной.
Ни в коем случае искусство не воспроизводит свой век. Великая ошибка всех историков заключается в том, что они по искусству эпохи судят о самой эпохе.
Нигилист, этот удивительный мученик без веры, есть чисто литературный продукт. Он выдуман Тургеневым и завершен Достоевским.
Ни готика, ни античность совершенно не знают позы. Позу изобрели посредственные портретисты, и первым из людей, кто принялся позировать, стал биржевой маклер, который с тех пор так и позирует не переставая.
Ни за что не женитесь на женщинах с волосами соломенного цвета — они ужасно сентиментальны.
Никакого секрета жизни не существует. Цель жизни, если она есть, в том, чтобы всегда искать соблазнов. Их очень мало. Иногда проходит весь день, а так ни одного и не встретится.
Никогда не путешествую без дневника. Увлекательное чтение необходимо в дороге.
Никогда не следует вставать на чью-либо сторону. Это — начало искренности, за ней следом идет серьезность, и вся человеческая жизнь превращается в сплошную скуку.
Никогда неуважительно не высказывайтесь о высшем свете. Его ругают лишь те, кому не удается попасть туда.
Никто из нас не потерпел бы у других таких ошибок, как наши.
Ни один американский ребенок, сколь бы он ни любил своих родителей, никогда не закроет глаза на их недостатки. Однако эта система воспитания, при всех ее преимуществах, не всегда срабатывает. Во многих случаях дети, без сомнения, имеют дело с неблагодарным, неспособным к подлинному развитию материалом; об этом говорит тот факт, что американская мамаша остается по-прежнему утомительной особой.
Ни один великий художник не видит вещи такими, каковы они в действительности.
Ни одна из ошибок не обходится нам так дешево, как пророчество.
Ничегонеделанье — самое трудное в мире занятие, самое трудное и самое духовное.
Ничто так не льстит нашему самолюбию, как репутация грешника.
Нравственность всегда была последним прибежищем людей, равнодушных к искусству.
Нравственность — это всего лишь поза, которую мы принимаем перед теми, кого не любим.
О романе Чарлза Диккенса „Лавка древностей“:
Нужно иметь каменное сердце, чтобы, читая о смерти маленькой Нелл, не рассмеяться.
Нынешние молодые люди воображают, что деньги — это все. А с годами они в этом убеждаются.
Нынешние романы так похожи на жизнь, что нет возможности поверить в их правдоподобие.
Обедать в половине седьмого! В такую рань! Да это все равно что унизиться до чтения английского романа. Ни один порядочный человек не обедает раньше семи.
— Обожаю подслушивать сквозь замочные скважины. Узнаешь столько интересного.
Обожаю политические салоны. Это единственное место, где не говорят о политике.
Обожаю простые удовольствия. Это последнее прибежище сложных натур.
Образование — вещь превосходная, но хорошо бы иногда помнить, что ничему из того, что следовало бы знать, научить нельзя.
Общественное мнение торжествует там, где дремлет мысль.
Общество испытывает поистине ненасытное любопытство ко всему, любопытства не заслуживающему.
Общество несравненно более дичает от систематического применения карательных мер, нежели от эпизодически совершаемых преступлений.
Общество часто прощает преступника. Но не мечтателя.
Обычно не мужчина делает предложение женщине, а она ему делает предложение. Только в буржуазных кругах бывает иначе. Но буржуазия ведь отстала от века.
Объектом Искусства должна быть не простая действительность, а сложная красота.
Огромное преимущество Франции над Англией заключается в том, что во Франции каждый буржуа хочет быть артистом, тогда как в Англии каждый артист хочет быть буржуа.
Одни лишь боги вкусили смерть. Аполлон умер, но Гиацинт, которого, по уверению людей, он убил, — до сих пор еще жив. Нерон и Нарцисс — всегда с нами.
Об Одри Бердсли, иллюстраторе „Саломеи“ Уайльда:
Одри Бердсли изобретен мной.
О других мы предпочитаем думать хорошо потому, что ужасно боимся за себя. В основе нашего оптимизма — безумный страх.
О красоте американец судит по массе, превосходство определяет размерами.
— Наша страна самая обширная на свете. Некоторые из наших штатов по величине равняются Англии и Франции, вместе взятым.
— Воображаю, какие у вас там сквозняки.
Она всегда была в кого-нибудь влюблена — и всегда безнадежно, так что она сохранила все свои иллюзии.
Она до того ко мне равнодушна, точно я ей муж.
— Она мне очень нравится, но я не влюблен в нее.
— А она влюблена в вас, хотя нравитесь вы ей не очень.
Она может с блеском говорить о любом предмете при условии, если ничего о нем не знает.
Она не раз меняла мужей, но сохранила одного любовника, и потому пересуды на ее счет давно прекратились.
Она создана быть женою посланника. У нее удивительная способность запоминать фамилии людей и забывать их лица.
Он, должно быть, весьма почтенный человек. Я ни разу в жизни не слышал его имени, а это в наши дни много значит.
Они ведут простую, здоровую деревенскую жизнь: встают рано, потому что им много чего нужно сделать, и рано ложатся, потому что им не о чем думать.
Он из тех крайне слабовольных натур, которые не поддаются никакому влиянию.
Об ирландском писателе Джордже Муре:
Он писал на блестящем английском языке, пока не открыл для себя грамматику.
Об одном из английских романистов:
Он пишет на верхнем пределе своего голоса. Он так громок, что никто не слышит его.
Об американском писателе Генри Джеймсе:
Он пишет прозу так, как будто сочинять для него тяжелое наказание.
Он умер. По-видимому, он придавал слишком большое значение диагнозу своих врачей.
Опаздывал он всегда из принципа, считая, что пунктуальность — похититель времени.
Определить — значит ограничить.
Оптимизм начинается с широкой улыбки и кончается синими очками.
— Орхидей я не заказываю, это мне не по средствам, но на иностранцев денег не жалею — они придают гостиной такой живописный вид!
Орхидея, прекрасная, как семь смертных грехов.
Отвратительная, нездоровая привычка говорить правду, проверять на истинность все, что слышишь, без колебаний возражать людям, которые намного моложе.
О футболе я самого лучшего мнения. Отличная игра для грубых девчонок, но не для деликатных мальчиков.
Очень опасно встретить женщину, которая полностью тебя понимает. Это обычно кончается женитьбой.
Очень трудно не быть несправедливым к тому, кого любишь.
Папиросы — это совершеннейший вид высшего наслаждения, тонкого и острого, но оставляющего нас неудовлетворенными. Чего еще желать?
Патриотизм по сути своей агрессивен, а патриоты, как правило,— люди злые.
Первая обязанность человека в жизни — быть как можно более искусственным. Вторая же обязанность человека — до сих пор еще никем не открыта.
Первый долг женщины — угождать своей портнихе. В чем состоит ее второй долг, до сих пор не выяснено.
Переделать других — очень легко, себя — намного труднее.
Персонажи нужны в романе не для того, чтобы увидели людей, каковы они есть, а для того, чтобы познакомиться с автором, не похожим ни на кого другого.
Пессимизм изобрел Гамлет. Весь мир сделался печален оттого, что некогда печаль изведал сценический персонаж.
Пессимист, оказавшись перед выбором между двумя видами зла, выбирает оба.
Пианистов я прямо-таки боготворю. Не знаю, что в них так меня привлекает… Может быть, то, что они иностранцы. Ведь они, кажется, все иностранцы? Даже те, что родились в Англии, со временем становятся иностранцами. Это очень разумно с их стороны и создает хорошую репутацию их искусству, делает его космополитичным.
Питать симпатии к обездоленным куда как просто. Питать симпатии к мысли намного труднее.
Поверхностными людьми я считаю как раз тех, кто любит только раз в жизни. Их так называемая верность, постоянство — лишь летаргия привычки или отсутствие воображения.
По-видимому, существует какая-то странная связь между благочестием и плохими рифмами.
Пожалуй, жестокость, откровенная жестокость женщинам милее всего: в них удивительно сильны первобытные инстинкты. Мы им дали свободу, а они все равно остались рабынями, ищущими себе господина. Они любят покоряться.
Пока актер не чувствует себя в костюме как дома, он не чувствует себя как дома и в своей роли.
Полигамия? Насколько поэтичнее иметь одного супруга или супругу и любить многих.
— По-моему, муж не должен быть слишком обворожительным. Это опасно.
— Дитя мое, муж никогда не бывает слишком обворожителен!
— По-моему, мужчина не способен к развитию. Он уже достиг высшей точки — и это не бог знает как высоко.
Поняв на примере матери, что американки не умеют стариться красиво, американская девушка предпочитает совсем этого не делать, и часто здесь преуспевает.
Популярность — это лавровый венок, дарованный миром низкопробному искусству. Все, что популярно,— дурно.
Порой наименьшее удовольствие в театре получаешь от пьесы. Я не раз видел публику, которая была интереснее актеров, и слышал в фойе диалог, превосходивший то, что я слышал со сцены.
Порочность — это миф, придуманный добродетельными людьми для того, чтобы объяснить странную привлекательность некоторых людей.
После двадцати лет счастливой любви женщина превращается в развалину, после двадцати лет брака — в подобие публичной библиотеки.
Последовательность — последнее прибежище людей, лишенных воображения.
После хорошего обеда вы готовы простить что угодно и кого угодно — даже своих родственников.
О поэте Роберте Браунинге:
После Шекспира не было шекспировской личности. Шекспир умел петь миллионами голосов, Браунинг — заикаться на тысячи ладов.
После Шопена у меня такое чувство, как будто я только что рыдал над ошибками и грехами, в которых неповинен, и трагедиями, не имеющими ко мне отношения.
По сути дела, художественно описать тюрьму не легче, чем, скажем, нужник. Взявшись за описание последнего в стихах или прозе, мы сможем сказать только, есть там бумага или нет, чисто там или грязно и все; ужас тюрьмы в том и состоит, что, будучи сама по себе чрезвычайно примитивной и банальной, она действует на человека столь разрушительно.
Похоронив третьего мужа, она с отчаяния стала блондинкой.
Об Оноре де Бальзаке:
Почитайте-ка Бальзака как следует, и наши живущие ныне друзья окажутся просто тенями, наши знакомые — тенями теней. Одна из величайших драм моей жизни — это смерть Люсьена дю Рюбампре.
Поэт может вынести все, кроме опечатки.
Поэты прекрасно знают, что о любви писать выгодно, на нее большой спрос. В наше время разбитое сердце выдерживает множество изданий.
Правда редко бывает чистой, а уж тем более святой.
Правда редко бывает чистой и никогда не бывает простой.
Предзнаменований не существует. Природа не посылает нам вестников — для этого она слишком мудра или слишком безжалостна.
Предмет страсти меняется, а страсть всегда остается единственной и неповторимой.
Прекрасно лишь то, что не имеет к нам касательства. Гекуба нам ничто, и как раз поэтому ее горести составляют столь благодарный материал для трагедии.
О Бернарде Шоу:
Прекрасный человек. Он не имеет врагов и не любим никем из друзей.
Можно по-разному не любить его пьесы, или любить его романы.
Прелесть брака состоит в том, что обоюдная измена — совершенно необходимое условие совместной жизни.
Прелесть прошлого в том, что оно прошло. Однако женщины никогда не знают, когда упал занавес. Они всегда хотят увидеть шестое действие пьесы, которая давно кончилась.
Приготовить хороший салат и быть искусным дипломатом — дело одинаково тонкое: и в том, и в другом случае важно в точности знать, сколько употребить масла, а сколько уксуса.
Признаюсь, я действительно не терплю свою родню. Это потому, должно быть, что мы не выносим людей с теми же недостатками, что у нас.
При крупных неприятностях я отказываю себе во всем, кроме еды и питья.
Природа ненавидит разум.
Природа — отнюдь не выпестовавшая нас мать. Она есть наше творение.
Природа подражает искусству. Она способна продемонстрировать лишь те эффекты, которые нам уже знакомы благодаря поэзии или живописи. Вот в чем секрет очарования природы, равно как тайна ее изъянов.
Прирожденных лжецов и поэтов не бывает.
Пробуют взывать к авторитету Шекспира — к нему всегда взывают, — и процитируют то скверно написанное место, где сказано про зеркало, которое искусство держит перед природой, забыв, что неудачный сей афоризм вложен, не без причины же, в уста Гамлета, чтобы окружающие имели лишнюю возможность убедиться в его полном безумии, когда дело касается искусства.
Прогресс есть претворение Утопий в жизнь.
Простые удовольствия — последнее прибежище сложных.
Прошлое, настоящее и будущее — всего одно мгновение в глазах Бога, и мы должны стараться жить у него на глазах.
Прошлым вечером на ней было слишком много румян и слишком мало одежды, а для женщин это первый признак отчаяния.
Прощайте врагов ваших — это лучший способ вывести их из себя.
Публика на удивление терпима: она прощает все, кроме гениальности.
Публика преисполнена ненасытного любопытства к чему угодно, только не к тому, что достойно внимания.
Публика смотрит на трагика, но комик смотрит на публику.
Пунктуальность — воровка времени.
Пусть некрасивые женщины будут пуританками. Ведь это их единственное оправдание.
Пути богам проторяет лишь тот, чьи суждения звучат гласом паломника в пустыне.
Путь парадокса — это путь истины. Чтобы подвергнуть реальность серьезному испытанию, мы должны увидеть ее балансирующей на туго натянутой проволоке. Об истине можно судить только тогда, когда она становится акробатом.
Пьеса была просто великолепна, а вот публика никуда не годилась.
К началу страницы 
Предыдущий автор На главную страницу Следующий автор 
