") // -->
 

«Лаконичная мысль» - коллекция афоризмов

 

<< Предыдущий автор        На главную страницу        Следующий автор >>

(180 kb) 

Избранное

 

   Жизнь

 

  Человек

 

  Общество…

 

  История…

 

  Мудрость…

 

  Любовь…

 

  Афоризмы о…
 

(179 kb) 

Ежи Лец

 

  По частям.

(91 kb) 

К.Мелихан

 

  По частям.

(65 kb) 

„Пшекруй“

 

  По частям.

(87 kb) 

М.Генин

 

  По частям.

(123 kb) 

О.Уайльд

 

  По частям.

(82 kb) 

Б.Крутиер

 

  По частям.

(142 kb) 

Г.Малкин

(68 kb) 

  Хотелось бы…

 

  Подруги…

(76 kb) 

  Камешки…

 

  По частям.

 

А.Фюрстенберг

(59 kb) 

В.Георгиев

 

  По частям.

 

А.Ратнер

 

С.Скотников

 

Ю.Базылев

(78 kb) 

А.Давидович

 

  По частям.

 

А.Самойленко

 

Б.Трушкин

 

А.РАС

 

Г.Лауб

(85 kb) 

В.Колечицкий

 

  По частям.

 

Т.Клейман

 

В.Туровский

(130 kb) 

И.Шевелёв

 

  По частям.

 

В.Коняхин

 

Л.Леонидов

(51 kb) 

А.Гришанков

 

  По частям.

 

В.Семёнов

 

Л.Крайнов-Рытов

 

Н.Богословский

 

Б.Андреев

(75 kb) 

В.Борисов

 

  По частям.

 

В. Хочинский

(63 kb) 

Али Апшерони

 

В.Сумбатов

 

Б.Замятин

 

Дон-Аминандо

 

Д.Гвилава

 

В.Голобородько

 

В.Домиль

 

Д.Рудый

 

И.Иванюк

 

М.Мамчич

 

М.Туровский

 

Е.Тарасов
 
Другие коллекции:

 

Наилучшие!

 

Интересные

 

Классики

 

Авторские

 

Мерфелогия

(>150kb) 

Все

 

По 10 штук

 

Новые

ОСКАР  УАЙЛЬД


Абсурдно устанавливать строгие правила того, что следует читать, а что нет. Добрая половина современной культуры зиждется на том, чего читать не следует.

А вам не кажется, что это значит — искушать провидение?
— Ах, его уже столько раз искушали. Оно уж, наверно, привыкло.

Актер — вот критик драмы. Музыкальный критик — это певец, или скрипач, или флейтист.

Американец — это Дон Кихот здравого смысла, ибо практичен до такой степени, что совершенно оторван от действительности.

Американок утомляют долгие заезды, но в скачках с препятствиями они великолепны.

Америка — рай для женщин. Вот почему, как в свое время Ева, они стремятся поскорей оттуда вырваться.

Америку много раз открывали до Колумба, но никому об этом не рассказывали.

Англичане обладают волшебным даром превращать вино в воду.

Англия не станет цивилизованной до той поры, пока список ее колоний не пополнится Утопией. Обменять кое-какие из подвластных ей территорий на эту страну было бы куда как выгодно. Нам нужны непрактичные люди, умеющие заглянуть за пределы наличествующего и поразмыслить над тем, что не ограничено сегодняшним днем.

Англия — родина лицемеров.

Атеизм нуждается в религии ничуть не меньше, чем вера.

Бальзак не больше реалист, чем был Гольбейн. Он созидал жизнь, а не воспроизводил ее.

Бедные рецензенты оказываются в положении репортеров при полицейском участке, расположившемся в стане литературы, и вынуждены информировать о новых преступлениях рецидивистов от искусства.

Благие намерения — это чеки, которые люди выписывают на банк, где у них нет текущего счета.

Благотворительность — последнее прибежище для тех, кто любит допекать своих ближних.

Об английском критике Максе Бирбоме:
Боги наделили Макса даром вечной старости.

Большинство браков распадается в наше время прежде всего из-за здравого смысла мужа. В самом деле, как может женщина быть счастлива с мужчиной, который считает ее абсолютно разумным существом?

Большинство из нас — это не мы. Наши мысли — это чужие суждения; наша жизнь — мимикрия; наши страсти — цитата!

Большинство людей терпят банкротство потому, что вкладывают слишком крупный капитал в прозу жизни. Разориться на поэзии по крайней мере почетно.

Большинству наших современных портретистов суждено полное забвение. Они никогда не передают того, что видят. Передают они то, что видит публика, а публика не видит ровным счетом ничего.

Брак вреден для здоровья мужчины. Это такая же пагубная привычка, как и курение сигарет, только намного дороже.

Бывать в обществе просто скучно. А быть вне общества — уже трагедия.

Было бы ошибочно думать, что страсть, испытываемая при творчестве, может найти полное выражение в созданном произведении. Искусство гораздо отвлеченнее, чем мы думаем. Форма и краски говорят нам о форме и красках, и только.

Былое уважение к юности быстро отмирает. Какое-либо влияние на маму я утратила уже в трехлетнем возрасте.

Быть естественной очень трудная поза — долго не выдержишь!

Быть естественным — это поза, и самая ненавистная людям поза!

Быть хорошим человеком значит быть в согласии с самим собой. Разлад — необходимость быть в согласии с другими.

В Америке, в Скалистых горах, я видел единственный разумный метод художественной критики. В баре над пианино висела табличка: „Не стреляйте в пианиста — он делает все, что может“.

В Америке молодежь всегда готова поделиться со старшими всеми запасами своей неопытности.

В Америке молодые люди не жалеют сил для воспитания своих родителей, стараясь, чтобы те, хоть на старость лет, получили необходимые представления о современной жизни.

В Америке президент правит четыре года, а журналисты — бессрочно.

В Англии, если человек не может по крайней мере два раза в неделю разглагольствовать о нравственности перед обширной и вполне безнравственной аудиторией, политическое поприще для него закрыто. В смысле профессии ему остается только ботаника или церковь.

В близкие друзья я выбираю себе людей красивых, в приятели — людей с хорошей репутацией, врагов завожу только умных.

В браке три человека — компания, двое — нет.

В вас есть одно, что мне всегда нравится.
— Только одно? А у меня так много недостатков.

В делах первостепенной важности самое главное — стиль, а не искренность.

В деревне всякий может быть праведником. Там нет никаких соблазнов. Приобщиться к цивилизации — дело весьма нелегкое. Для этого есть два пути: культура или так называемый разврат. А деревенским жителям то и другое недоступно. Вот они и закоснели в добродетели.

В доступности развода заключено хотя бы то достоинство, что это привносит в брачный союз новый элемент романтической зыбкости. Когда пара до конца жизни связана узами брака, сколь часто обходительность становится чистым излишеством, а галантность и вовсе ничего не значит.

Великая страсть — единственное, на что способны нетрудящиеся классы.

Великодушие не заразно.

Величайшие события в мире — это те, которые происходят в мозгу у человека.

Вера не становится истиной только потому, что кто-то за нее умирает.

Верить можно только тем портретам, на которых почти не видно модели, зато очень хорошо виден художник.

Верность! Когда-нибудь я займусь анализом этого чувства. В нем — жадность собственника. Многое мы охотно бросили бы, если бы не боязнь, что кто-нибудь другой это подберет.

Весь мир — театр, но труппа никуда не годится.

Вещь, существующая в природе, становится гораздо красивее, если она напоминает предмет искусства, но предмет искусства не становится по-настоящему прекрасным от сходства с вещью, существующей в природе.

В жизни есть только две настоящие трагедии: одна — когда не получаешь того, чего хочешь, а вторая — когда получаешь.

В жизни нет ничего сложного. Это мы сложны. Жизнь — простая штука, и в ней что проще, тем правильнее.

О Чарлзе Диккенсе:
В искусстве Диккенса столь мало здравого смысла, что он не способен даже на сатиру, его подлинная стихия — карикатура.

В искусстве, как и в политике, деды всегда не правы.

В истины веры верят не потому, что они разумны, а потому, что их часто повторяют.

В книжках общедоступных серий принято излагать общедоступные взгляды, и дешевая критика извинительна в дешевых изданиях.

В Лондоне слишком много женщин, которые верят своим мужьям. Их сразу можно узнать — у них такой несчастный вид.

В Лондоне слишком много туманов и серьезных людей То ли туманы порождают серьезных людей, то ли наоборот — понять трудно, но и те и другие действуют мне на нервы.

В любви есть некоторая романтика, в помолвке — никакой, ведь помолвка большей частью кончается свадьбой.

Влюбленность начинается с того, что человек обманывает себя, а кончается тем, что он обманывает другого.

В наш век газеты пытаются заставить публику судить о скульпторе не по его скульптурам, а по тому, как он относится к жене; о художнике — по размеру его доходов, и о поэте — по цвету его галстука.

В наш век люди слишком много читают, чтобы быть мудрыми, и слишком много думают, чтобы быть красивыми.

В наш век миром правят личности, а не идеи.

В наше время быть понятым значит попасть впросак.

В наше время все порядочные люди женятся. Холостяки больше не в моде. Дискредитированная публика. О них слишком много известно.

В наше время ничто не производит такого благоприятного впечатления на слушателей, как хорошее, совершенно затертое общее место. Все вдруг ощущают некое родство душ.

В наше время у каждого великого человека есть ученики, причем его биографию всегда пишет Иуда.

В наши дни большинство людей умирает от ползучей формы рабского благоразумия, и все слишком поздно спохватываются, что единственное, о чем никогда не пожалеешь, это наши ошибки и заблуждения.

В наш уродливый и благоразумный век поэзия, живопись, музыка черпают вдохновение не из жизни, а друг у друга.

Во всем Лондоне есть только пять женщин, с которыми стоит поговорить, да и то двум из этих пяти не место в приличном обществе.

Во всеобщем сочувствии к страданиям есть нечто в высшей степени нездоровое. Сочувствовать надо красоте, ярким краскам и радостям жизни. Девятнадцатый век пришел к банкротству из-за того, что слишком щедро расточал сострадание.

Во всех пустяковых делах важен стиль, а не искренность. Во всех серьезных делах — тоже.

Возможно более точное описание того, что никогда не случилось, — неотъемлемая привилегия и специальность историка.

Воображение дано человеку, чтобы утешить его в том, чего у него нет, а чувство юмора — чтобы утешить тем, что у него есть.

Вообще-то родные — это бич божий, но они придают человеку известный вес.

Вообще-то я не люблю игры на открытом воздухе. За исключением домино. Я сыграл несколько партий в домино в кафе на парижских бульварах.

Вопросы никогда не бывают нескромными. В отличие от ответов.

В основе каждой сплетни лежит хорошо проверенная безнравственность.

Во фраке и белом галстуке каждый, даже биржевой маклер, может сойти за культурного человека.

В палате общин едва ли найдется хоть один человек, на которого художнику стоило бы расходовать краски. Правда, многие из них нуждаются в побелке.

В Париже такие истории создают человеку известность, но в Лондоне у людей еще так много предрассудков. Здесь никак не следует начинать свою историю со скандала. Скандалы приберегают на старость, когда бывает нужно подогреть интерес к себе.

В пародии нужны легкость, воображение и, как ни странно, любовь к пародируемому поэту. Его могут пародировать только его ученики — и никто больше.

В поведении людей, которых разлюбили, всегда есть что-то нелепое.

Врагов у него нет — не такой уж он выдающийся человек.

Время — потеря денег.

В России нет ничего невозможного, кроме реформ.

В свое оправдание журналистика может сослаться на великий дарвиновский закон выживания зауряднейшего.

Все американки хорошо одеваются. Они заказывают свои туалеты в Париже.

Все американские девушки обладают исключительным шармом, секрет которого в их неспособности говорить серьезно с кем-либо, кроме своего парикмахера, и думать серьезно о чем-либо, кроме развлечений.

Все великие идеи опасны.

Все великие личности рано или поздно обречены оказаться на уровне их биографов.

Всегда приятно не прийти туда, где тебя ждут.

Все женщины похожи на своих матерей, и в этом их трагедия, но ни один мужчина не похож на свою мать, и в этом тоже его трагедия.

Все можно пережить, кроме смерти, и люди все вам готовы простить, кроме незапятнанной репутации.

Все мужчины — чудовища. Женщинам остается одно — кормить их получше.

Все мы барахтаемся в грязи, но иные из нас глядят на звезды.

Все мы готовы верить в других по той простой причине, что боимся за себя. В основе оптимизма лежит чистейший страх.

Все мы сейчас обеднели, так что комплименты — единственное подношение, какое мы можем себе позволить.

Все называют опытом собственные ошибки.

Все обаятельные люди испорченны. В этом и кроется секрет их привлекательности.

Все прекрасное принадлежит одной и той же эпохе.

Все решительно неспособные чему бы то ни было учиться взялись поучать — вот чем увенчалась наша страсть к образованию.

Все сочувствуют несчастьям своих друзей и лишь немногие радуются их успехам.

Все хорошие шляпы создаются из ничего — как и все хорошие репутации.

В современном мире ничто не производит столь благоприятного впечатления, как бесцветность. Она сближает.

В старые добрые времена книги писали писатели, а читали все; теперь же книги пишут все, но не читает никто.

Всякая мысль безнравственна. Ее суть в разрушении. Ничто не может перенести воздействия мысли.

Всякий, кому довелось пожить среди бедных, подтвердит, что братство людское не пустая выдумка поэтов, а самая гнетущая и гнусная реальность; и ежели писатель обязательно стремится познать нравы высшего общества, он мог бы с тем же успехом постичь их, изобразив торговок спичками или разносчиков фруктов.

Всякий портрет, написанный с любовью, — это, в сущности, портрет самого художника, а не того, кто ему позировал. Не его, а самого себя раскрывает на полотне художник.

Всякое влияние вредно, но благотворное влияние хуже всего на свете.

Всякое искусство совершенно бесполезно.

Всякое преступление вульгарно, точно так же как всякая вульгарность — преступление.

Вся скверная поэзия порождена искренним чувством. Быть естественным — значит быть очевидным, а быть очевидным — значит быть нехудожественным.

Вульгарность — это просто-напросто поведение других людей. Другие — вообще кошмарная публика. Единственное хорошее общество — это ты сам.

В храме все должны быть серьезны, кроме того, кому поклоняются.

В чем разница между литературой и журналистикой? Журналистика нечитабельна, а литература не читается — вот и вся разница.

Выбирать врагов нужно так же тщательно, как и друзей.

Вы всегда понимаете то, что говорите?
— Да, если внимательно слушаю.

Вы его знаете? Я знаю его так хорошо, что не разговариваю с ним уже десять лет.

Вы не мастер говорить комплименты. Боюсь, что жена не поощряет вас в этой полезной привычке. Это с ее стороны большая ошибка. Когда мужчина перестает говорить приятные слова, у него и мысли меняются соответственно.

Вы совершенно в этом уверены?
— Совершенно уверен.
— Ну, в таком случае это только иллюзия. Как раз того, во что твердо веришь, в действительности не существует. Такова фатальная участь веры, и этому же учит нас любовь.

Высокообразованный, сведущий человек — вот современный идеал. А мозг такого высокообразованного человека — это нечто страшное! Он подобен лавке антиквария, набитой всяким пыльным старьем, где каждая вещь оценена гораздо выше своей настоящей стоимости.

Вы только и делаете, что ставите историю с ног на голову.
— В том и состоит наша единственная обязанность перед историей.

В Южных штатах сильна ностальгия по временам до Гражданской войны. „Какая прекрасная сегодня луна!“ — заметил я джентльмену, стоявшему рядом со мной. „Да, — отозвался он, — но если бы вы видели ее до войны…“


 

 

      

       ^ Наверх ^        

Генеалог: человек, который прослеживает ваше родословное дерево настолько далеко вглубь, насколько у вас хватает денег.

О Геродоте, „отце истории“:
    Геродот, вопреки мелким и низким посягательствам современных педантов, ищущих подтверждения фактам, излагаемым в его истории, может быть по праву назван Отцом Лжи.

Главное назначение природы, видимо, в том, чтобы иллюстрировать строки поэтов.

Главный вред брака в том, что он вытравливает из человека эгоизм. А люди неэгоистичные бесцветны, они утрачивают свою индивидуальность.

Главный недостаток американских девушек — их матери.

Глупых американцев в природе не существует. В Америке дураку хода нет. Даже от чистильщика сапог американцы требуют сообразительности, и в этом они преуспели.

Говорят, в Америке экспорт свинины самое прибыльное дело. Выгоднее его только политика.

О Шекспире:
Городская жизнь воспитывает и совершенствует все наиболее цивилизованное в человеке. Шекспир, пока не приехал в Лондон, не написал ничего, кроме скверных памфлетов, и не написал ни строчки, когда навсегда покинул Лондон.

Господь, создавая человека, несколько переоценил свои силы.

Грубый торгашеский дух Америки, ее равнодушие к поэтической стороне бытия, — все это целиком и полностью результат того, что своим национальным героем страна признала человека, который, по собственному его признанию, был неспособен ко лжи.

Даже самые благородные мужчины до чрезвычайности подвержены женским чарам. Новая история, как и древняя, дает тому множество плачевных примеров. Если бы это было иначе, то историю было бы невозможно читать.

Даже с самыми дурными привычками трудно бывает расстаться. Пожалуй, труднее всего именно с дурными. Они — такая существенная часть нашего „я“.

Девятнадцатый век, каким мы его знаем, изобретен Бальзаком. Мы просто выполняем, с примечаниями и ненужными добавлениями, каприз или фантазию творческого ума великого романиста.

Действительно беспристрастное мнение мы высказываем лишь о том, что не представляет для нас никакого интереса, и именно поэтому беспристрастное мнение в свою очередь не представляет решительно никакой ценности.

Действительность всегда видится мне сквозь дымку из слов. Я пожертвую достоверностью ради удачной фразы и готов поступиться истиной ради хорошего афоризма.

Действуя, человек уподобляется марионетке. Описывая, он становится поэтом.

Дешевые издания великих книг всегда кстати, но дешевые версии великих людей достойны презрения.

Деяния — последнее прибежище людей, которые не умеют мечтать.

О Джеймсе Уистлере:
Джеймс Уистлер — один из величайших мастеров живописи; таково мое мнение. И должен добавить, что мистер Уистлер полностью разделяет это мнение.

Джентльмен — это человек, который никогда не оскорбит ближнего без намерения.

Для критика произведение искусства — это лишь повод для создания своего собственного произведения, которое вовсе не обязательно имеет отношение к критикуемой книге.

Для подлинной интерпретации абсолютно необходима собственная личность.

Для сохранения здоровых отношений в семье, отца не должно быть ни видно, ни слышно.

Для философа женщины являют собой триумф материи над духом, а мужчины — триумф духа над моралью.

Должен сознаться, что родственники вызывают у меня живейшее отвращение. Происходит это, видимо, оттого, что невозможно переносить, когда у других такие же недостатки, как у тебя.

Дорога к истине вымощена парадоксами. Чтобы постигнуть Действительность, надо видеть, как она балансирует на канате.

До тех пор, пока война считается порочной, она сохранит свое очарование; вот когда ее сочтут пошлой, она перестанет быть популярной.

Дружба между мужчиной и женщиной — вещь невозможная; между ними может быть страсть, вражда, обожание, любовь, но только не дружба.

Дружба трагичнее любви — она умирает гораздо дольше.

Думать о себе не есть эгоизм. Тот, кто не думает о себе, вообще не способен мыслить. Но крайне эгоистично требовать от ближнего мыслей и суждений, подобных своим. Зачем? Если тот способен мыслить, скорее всего он мыслит иначе. Если не способен, недопустимо требовать от него проблеска мысли.

Душа есть только у искусства, а у человека ее нет.

Душа рождается старой и постепенно молодеет. Это комедийная сторона жизни. Тело же рождается молодым и постепенно стареет. А это сторона трагедийная.

Единственная разница между святым и грешником в том, что у святого есть прошлое, а у грешника — будущее.

Единственная форма вымысла, в которой реальные характеры не кажутся неуместными, это история. В романе они отвратительны.

Единственное, чего не видит художник,— это очевидное. Единственное, что видят другие,— это очевидное. Результат — критические статьи о художнике в газетах.

Единственное, что нам доподлинно известно о человеческой натуре, — это что она меняется. Изменчивость — единственное предсказуемое ее свойство.

Единственные люди, с которыми должен водить знакомство художник, это люди красивые и глупые, люди, смотреть на которых — художественное наслаждение, и говорить с которыми — отдых для ума.

Единственный апостол, который не заслуживал, чтобы ему представили доказательства существования божьего, был святой Фома, но получил их он один.

Единственный способ избавиться от искушения — это поддаться ему.

Ей все еще тридцать пять лет с тех самых пор, как ей исполнилось сорок.

Епископ в восемьдесят продолжает твердить то, что ему внушали, когда он был восемнадцатилетним юнцом, — естественно, что лицо его сохраняет красоту и благообразие.

Если бы в наши дни воскрес древний грек, то его чаще можно было бы встретить в цирке, чем в театре.

Если бы можно было научить англичан разговаривать, а ирландцев слушать, мы стали бы вполне цивилизованной страной.

Если бы мы, мужчины, женились на женщинах, которых стоим, плохо бы нам пришлось!

Об одном из своих современников:
Если бы он меньше знал, он, возможно, стал бы поэтом.

Если бы пещерные люди умели смеяться, история пошла бы по другому пути.

Если вы музицируете и у вас получается хорошо, никто из присутствующих вас не слушает; если плохо — все сидят затаив дыхание.

Если вы отлучаетесь ненадолго, я готова ждать вас всю жизнь.

Если вы хотите узнать, что на самом деле думает женщина, смотрите на нее, но не слушайте.

Если говорить людям одну только правду, рано или поздно вас в этом уличат.

Если дух, пронизывающий романы Жорж Санд, допотопен, то только потому, что потоп еще не наступил; если он утопичен — значит, к географическим реалиям придется добавить и Утопию.

Если женщине не удается выглядеть на десять лет моложе своей дочери, она не может чувствовать себя счастливой.

Если мужчина когда-то любил женщину, он все сделает для нее. Кроме только одного: продолжать любить ее.

Если мы хотим понять народ, исходя из созданного им искусства, то лучше обратиться к архитектуре или музыке. Дух эпохи всего лучше передают отвлеченные искусства, поскольку сам дух есть понятие отвлеченное и идеальное.

Если низшие сословия не будут подавать нам пример, какая от них польза?

Если о своей высокой нравственности разглагольствует мужчина, значит, он лицемер, если женщина,— значит, она попросту некрасива.

Если природа — это материя, стремящаяся стать душой, то искусство — это душа, выражающая себя в материальном.

Если притворяешься хорошим, мир воспринимает тебя всерьез; если плохим — то нет; такова неслыханная глупость оптимизма.

Если пьеса — произведение искусства, ее постановка в театре является экзаменом не для пьесы, а для театра; если же она не произведение искусства, ее постановка в театре является экзаменом не для пьесы, а для публики.

Если хочешь получить от жизни удовольствие, следует хоть в чем-то быть серьезным.

Если человек выпустил сборник плохих сонетов, можно заранее сказать, что он совершенно неотразим. Он вносит в свою жизнь ту поэзию, которую не способен внести в свои стихи. А поэты другого рода изливают на бумаге поэзию, которую не имеют смелости внести в жизнь.

Если что-то и стоит делать, так только то, что принято считать невозможным.

Если я проведу остаток жизни в парижском кафе за чтением Бодлера, это будет более естественно, чем если я наймусь подстригать живые изгороди или сажать какао по колено в грязи.

Есть двадцать пять рецептов приготовления картофеля и триста шестьдесят пять рецептов варки яиц, однако британская кухарка до сих пор знает только три способа подачи на стол того или другого.

Есть настолько необоримые искушения, что необходимы сила и отвага, чтобы им поддаться.

Есть нечто трагическое в том, что в настоящее время в Англии имеется такое огромное количество молодых людей, начинающих жизнь с прекрасным профилем и кончающих занятием какой-либо полезной профессией.

Есть поговорка, что хорошие американцы после смерти отправляются в Париж.
— Вот как! А куда же отправляются после смерти дурные американцы?
— В Америку.

Есть только два явления, которые и в нашем девятнадцатом веке еще остаются необъяснимыми и ничем не оправданными: смерть и пошлость.

Жажда знаний есть плод долгих лет учения.

Женственность — это качество, которым я больше всего восхищаюсь в женщинах.

Женщина без милых ошибок — это не женщина, а особа женского пола.

Женщина будет кокетничать с кем угодно, лишь бы на нее в это время смотрели.

Женщина может сделать мужчину праведником только одним способом: надоесть ему так, что он утратит всякий интерес к жизни.

Женщина начинает с отражения наступления мужчины, а кончает тем, что отрезает ему путь к отступлению.

Женщина не думает ни о чем или думает о чем-нибудь другом.

Женщина никогда не должна быть слишком точной в определении своего возраста. Это отзывает педантством.

Женщина — это примат дела над мыслью; мужчина — примат мысли над моралью.

Женщине всегда можно довериться, потому что она не помнит ничего важного.

Женщину невозможно обезоружить лестью, мужчину же — проще простого. В этом и вся разница между полами.

Женщины в большинстве своем настолько искусственны, что искусство оставляет их равнодушными; мужчины же настолько естественны, что равнодушными их оставляет прекрасное.

Женщины в высшей степени практичный народ. Они много практичнее нас. Мужчина в возвышенные моменты частенько забывает поговорить о браке, а женщина всегда напоминает ему об этом.

Женщины вдохновляют нас на создание шедевров, но мешают нашему вдохновению реализоваться.

Женщины в жизни — прекрасные актрисы, но у них нет никакого артистического чутья. Они желают продолжать спектакль, когда всякий интерес к нему уже пропал. Если бы дать им волю, каждая комедия имела бы трагическую развязку, а каждая трагедия перешла бы в фарс.

Женщины — декоративный пол. Им не о чем говорить, но все, что они скажут, очаровательно.

Женщины делятся на две категории — ненакрашенные и накрашенные. Первые нам очень полезны. Если хотите приобрести репутацию почтенного человека, вам стоит только пригласить такую женщину поужинать с вами.

Женщины ищут в браке счастья, мужчины ставят свое на карту.

Женщины любят нас за наши недостатки. Если этих недостатков изрядное количество, они готовы все нам простить, даже ум.

Женщины находятся в гораздо более выгодном положении, чем мужчины: для них существует больше запретов.

Женщины обычно держат в руках все козыри, но всегда проигрывают последнюю ставку.

Женщины отдают мужчинам самое драгоценное в жизни. Но они неизменно требуют его обратно — и все самой мелкой монетой.

Женщины относятся к нам, мужчинам, так же, как человечество — к своим богам: они нам поклоняются — и надоедают, постоянно требуя чего-то.

Женщины платят мужчинам золотой монетой, а вот расплачиваться с ними приходится мелочью.

Женщины созданы для того, чтобы их любить, а не для того, чтобы их понимать.

Женщины стали слишком остроумными. Ничто так не мешает в любви, как чувство юмора у женщины и его отсутствие у мужчины.

Женщины стали так образованны, что их уже ничто не удивляет — кроме счастливого брака.

Женщины ужасно любопытны — почти как мужчины.

Жизнь — всего лишь дурная четверть часа, состоящая из чудесных секунд.

Жизнь дарит человеку в лучшем случае одно-единственное неповторимое мгновение, и секрет счастья в том, чтобы это мгновение повторялось как можно чаще.

Жизнь движется быстрее Реализма, однако Романтизм всегда остается впереди Жизни.

Жизнь коротка, искусство бесконечно.

Жизнь — не игра. Жизнь — таинство. Ее идеал — любовь. Ее очищение — жертва.

Жизнь никогда не бывает справедливой. Для большинства из нас так оно, пожалуй, и лучше.

Жизнь отражает искусство гораздо в большей степени, чем искусство — жизнь.

Жизнь — самое редкое, что есть на свете. Большинству людей знакомо только существование.

Жизнь — самый лучший театр, да жаль, репертуар из рук вон плох.

Жизнь — слишком серьезная штука, чтобы воспринимать ее слишком серьезно.

Жизнь удручающе бесформенна. Она подстраивает свои катастрофы не тем людям и не теми способами. Ее комедиям присущ гротескный ужас, а ее трагедии разрешаются фарсом.

Жизнь — это лучший, это единственный ученик искусства.

Жить в средние века значило не иметь тела; жить сегодня — значит не иметь души; жить в Древней Греции значило не иметь на себе одежды.

Журналистика — это организованное злословие.

Законодательным путем нельзя привести людей к добродетели — и это уже хорошо.

Зеркала отражают одни лишь маски.

Злословие — это сплетня со скучным оттенком морали.

Об Эмиле Золя:
Золя старательно создает панораму Второй империи. Но кому теперь интересна Вторая империя? Она уже устарела.

Идеальный мужчина должен говорить с нами как с богинями, а обращаться с нами — как с детьми.
Он должен отказывать нам во всех серьезных просьбах и потакать всем нашим капризам.
Он должен всегда говорить не то, что думает, и думать не то, что говорит.
Он не должен пренебрегать другими хорошенькими женщинами. Это доказало бы, что у него нет вкуса, или вызвало бы подозрение, что вкуса у него слишком много.
Он должен неизменно превозносить нас за качества, которых у нас нет.
Зато он должен быть беспощаден, совершенно беспощаден, порицая нас за такие добродетели, которые нам и не снились.
Он не должен верить, что нам нужно хоть что-нибудь полезное. Это было бы непростительно. Зато он должен осыпать нас всем тем, что нам вовсе не нужно.
Он должен постоянно компрометировать нас в обществе и быть крайне почтительным с нами наедине.
И наградой за все это будет для него возможность бесконечно надеяться.

Избранные существуют, чтобы не делать ничего. Действие и ограниченно, и относительно. Безграничны и абсолютны видения того, кто бездеятелен и наблюдателен, кто мечтателен и одинок.

Из всех художников, которых я знал, только бездарные были обаятельными людьми. Талантливые живут своим творчеством и поэтому сами по себе совсем неинтересны. Великий поэт — подлинно великий — всегда оказывается самым прозаическим человеком. А второстепенные — обворожительны.

О критиках:
    Именно те, кто ничего не умеет делать в какой-либо области, становятся величайшими авторитетами в этой области.

Именно те страсти, природу которых мы неверно понимаем, сильнее всего властвуют над нами. А слабее всего бывают чувства, происхождение которых нам понятно.

Иметь тайны от чужих жен — это в наше время необходимая роскошь. Но пытаться что-нибудь скрыть от своей жены — это непростительное легкомыслие. Она же все равно узнает.

Иногда говорят, что актеры нам показывают своих Гамлетов вместо шекспировского. А на самом деле нет никакого шекспировского Гамлета. Если в Гамлете есть определенность, как в творении искусства, в нем также есть и невнятица, как в любом явлении жизни. Гамлетов столько же, сколько видов меланхолии.

Интеллектуальные абстракции всегда интересны, но моральные абстракции не значат абсолютно ничего.

Интерес к вопросам этики — свидетельство запоздалого умственного развития.

Искренность в небольших дозах опасна, а в больших — смертоносна.

Искусство без индивидуальности невозможно. Хотя в то же время цель его — не в выражении индивидуальности. Оно существует, чтобы доставлять удовольствие.

Искусство, в сущности, отражает вовсе не жизнь, а зрителя.

Искусство движется вперед исключительно по им самим проложенному маршруту. Оно не является выражением никакого века. Напротив, сам век есть выражение искусства.

Искусство жить — единственное изящное искусство, созданное нашим поколением.

Искусство — наш духовный протест, наша галантная попытка указать природе ее истинное место.

Искусство не влияет на деятельность человека — напротив, парализует желание действовать.

Искусство ни в коем случае не должно быть общедоступным. Публике надо стремиться воспитывать в себе артистизм.

Искусство ничего не выражает, кроме себя самого.

Искусство не оказывает влияния на наши действия. Напротив, оно уничтожает желание действовать. Оно на редкость стерильно.

Искусство скорее покрывало, чем зеркало.

Искусство создает свой несравненный единственный эффект, а достигнув его, переходит к другому. А природа все повторяет да повторяет этот эффект, пока он всем не надоест до предела. В наши дни, скажем, никто, наделенный хоть зачатками культуры, не поведет речь о красоте закатов. Закаты стали совсем старомодными. Они были хороши во времена, когда последним словом живописи оставался Тернер. Вчера вечером миссис Эрендел настойчиво приглашала меня взглянуть в окно на ослепительную красоту неба, как она выразилась. И что же я увидел? Просто второсортного Тернера, к тому же все худшие его недостатки были выпячены и подчеркнуты сверх всякой меры.

Искусство создает великие архетипы, по отношению к которым все сущее есть лишь незавершенная копия.

Искусство создается для жизни, а не жизнь для искусства.

Искусство — это единственная серьезная вещь на свете, художник же — единственное несерьезное существо.

Исполнение долга — это то, чего ждешь от других, но чего сам никогда не делаешь.

Истина никогда не зависит от фактов, отбирая и создавая их по своему усмотрению.

Истина перестает быть истиной, если в нее поверят больше,чем один человек.

Истина полностью и абсолютно создается стилем.

Истина редко бывает чистой и никогда — однозначной. Современная жизнь была бы очень скучной, будь она либо тем, либо другим, литературы же в этом случае не было бы вовсе.

Истинная личность не должна быть созвучной бунтарству, она созвучна покою.

Истинная любовь прощает все преступления, кроме преступления против любви.

Истинное совершенство заключается не в том, что человек имеет, а в том, что он из себя представляет.

Истинно реальны только персонажи, в реальности никогда не существовавшие; а если романист настолько беспомощен, что ищет своих героев в гуще жизни, пусть он хотя бы сделает вид, будто выдумал их сам, а не похваляется схожестью с доподлинными образцами.

Истинный драматург показывает нам жизнь средствами искусства, а не искусство в форме жизни.

Истинный критик обращается не к художнику, а только к публике. Он работает для нее.

История женщины — это история самой чудовищной тирании, какую только знал мир,— тирании слабого над сильным. Именно такая тирания и долговечна.

Каждый должен ходить к хироманту хотя бы раз в месяц, чтобы знать, что ему можно, а чего нельзя. Потом мы, конечно, делаем все наоборот, но как приятно знать о последствиях заранее!

Казаться естественным — вот поза, которую труднее всего сохранить.

Об английском писателе Дж. Мередите:
    Как писатель он большой мастер — вот только не умеет связно выражать свои мысли; как автор романов он чудодей — вот только не может увлечь читателя; как художник он бог — вот только проза у него не художественна.

Каждая женщина — бунтарь по натуре, причем бунтует она исключительно против себя самой.

Каждый может написать трехтомный роман. Все, что для этого нужно, — совершенно не знать ни жизни, ни литературы.

Каждый может творить историю, но лишь великие люди способны ее писать.

Как большинство американок, она изображает из себя красавицу. В этом секрет ее успеха.

Как все ораторы, которые ставят себе целью исчерпать тему, он исчерпал терпение слушателей.

Как легко обратить в свою веру других и как трудно обратить самого себя.

Как много потеряли писатели, оттого что принялись писать. Нужно, чтобы они вновь начали говорить.

Какое счастье, что у нас есть хоть одно неподражательное искусство!

Как теория, так и практика церкви первых веков христианства высказывалась против брака. Поэтому церковь первых веков христианства и не дожила до нашего времени.

Как только каннибалам начинает угрожать смерть от истощения, Господь, в своем бесконечном милосердии, посылает им жирного миссионера.

Как только человек доживет до таких лет, когда надо понимать, он перестает понимать что бы то ни было.

Как это глупо — говорить о „неопытной и невежественной юности“. Я с уважением слушаю суждения только тех, кто много меня моложе. Молодежь нас опередила, ей жизнь открывает свои самые новые чудеса.

Карикатура — это дань, которую посредственность платит гению.

Картина несет нам не большую весть или смысл, чем дивный кусок венецианского стекла или голубой изразец со стены Дамаска: это лишь прекрасно окрашенная поверхность.

Книги, которые мир называет аморальными,— это книги, которые демонстрируют миру его позор.

Когда боги хотят наказать нас, они внимают нашим молитвам.

Когда во второй раз выходит замуж женщина, это означает, что она ненавидела своего первого мужа; когда вторично женится мужчина, это происходит потому, что он обожал свою первую жену. Что ж, женщины ищут счастья, мужчины рискуют!

Когда добропорядочные американцы умирают, они попадают в Париж.

Когда женщина почувствует, что ее муж равнодушен к ней, она начинает одеваться слишком кричаще и безвкусно, или у нее появляются очень нарядные шляпки, за которые платит чужой муж.

Когда искусство станет разнообразнее, природа, без сомнения, тоже сделается не столь докучливо однородной.

Когда на руках выигрышные карты, следует играть честно.

Когда о вас сплетничают, это плохо, но еще хуже, когда сплетничать перестают.

Когда оглядываешься на жизнь, столь трепетную, столь насыщенную переживаниями, заполненную мгновениями столь жарких исступлений и радостей, все это кажется каким-то сном или грезой. Что такое нереальное, если не те страсти, которые когда-то жгли точно огнем? Что такое невероятное, если не то, во что когда-то пламенно верил? Что такое невозможное? То, что когда-то совершал сам.

Когда человек действует, он кукла. Когда описывает — поэт.

Когда человек начинает понимать, что единственное, о чем он совершенно не сожалеет,— это его прошлые прегрешения, грешить уже слишком поздно.

Когда человек неискренен, это ужасно, но когда он чересчур искренен, это катастрофа.

Когда человек приходит в гости, он тратит время хозяев, а не свое.

Когда человек счастлив, он всегда хорош. Но не всегда хорошие люди бывают счастливы.

Кого вы считаете испорченными?
  — Тех мужчин, которые восхищаются невинностью.
— А испорченными женщинами?
  — О, тех женщин, которые никогда не надоедают мужчинам.

Количество лондонских дам, которые флиртуют со своими собственными мужьями, просто возмутительно! Что может быть хуже, чем рыться в своем, да еще чистом белье на людях?!

Конечно, с музыкой много трудностей. Если музыка хорошая — ее никто не слушает, а если плохая — невозможно вести разговор.

Концепция „искусства для искусства“ подразумевает не конечную цель, а лишь формулу творчества.

Красота есть высшее откровение потому, что она ничего не выражает.

Красота — один из видов Гения, она еще выше Гения, ибо не требует понимания.

Красота — подарок на несколько лет.

Красота — это своего рода гениальность, даже больше, чем гениальность, ибо в объяснении не нуждается.

Кредит — это единственный капитал младшего сына в семье, и на этот капитал можно отлично пожить.

Критика требует куда больше культуры, чем творчество.

Критик призван просвещать читателя; художник призван просвещать критика.

Кроме самого себя, словом перемолвиться решительно не с кем.

Кто к жизни подходит как художник, тому мозг заменяет душу.

Кто-то сказал про женщин, что они „любят ушами“. А мужчины любят глазами.

Культ героев в Америке развит необычайно, а герои всегда выбираются среди уголовников.


 

 

      

       ^ Наверх ^        

Литература не может адекватно выразить жизнь. Но произведение искусства вполне адекватно выражает Искусство, а больше ничего и не надо. Жизнь — это только мотив орнамента.

Лишиться одного из родителей — несчастье, но сразу обоих — некоторая беспечность.

Лишь один общественный класс думает о деньгах больше, чем богатые, и этот класс — бедные.

Лишь по той причине, что человек сам ничего не может создать, он может сделаться достойным судьей созданного другим.

Лишь современному суждено стать старомодным.

Ложь — это правда других людей.

Лондонские туманы не существовали, пока их не изобрело искусство.

Лучше быть красивой, чем добродетельной, но лучше уж быть добродетельной, чем некрасивой.

Лучшей школой для изучения искусства является само искусство, а не жизнь.

Лучше обожать, чем быть предметом обожания. Терпеть чье-то обожание — это скучно и тягостно.

Лучше уж сотня противоестественных грехов, чем одна противоестественная добродетель.

Лучший способ сделать детей хорошими — это сделать их счастливыми.

Любая вера начинается со скептицизма.

Любая крайне напряженная эмоция стремится к разрядке при помощи какой-нибудь эмоции противоположного свойства. Истерический смех и слезы радости — примеры драматического эффекта, которые дает сама природа.

Любить всех — значит не любить никого.

Люблю говорить ни о чем. Это единственное, о чем я хоть что-то знаю.

Люблю музыку Вагнера — она такая шумная, что можно разговаривать, не рискуя помешать ее слушать другим.

Люблю театр. В театре все намного правдоподобнее, чем в жизни.

Любовь всегда обещает несбыточное и заставляет верить в невозможное.

Любовь вышла из моды, ее убили поэты. Они так много писали о ней, что все перестали им верить.

Любовь замужней женщины — это великая вещь. Женатым мужчинам такое и не снилось.

Любовь к себе человек проносит через всю жизнь.

Любовь питается повторениями, и только повторение превращает простое вожделение в искусство.

Любой судебный процесс — это суд над жизнью, подобно тому, как любой приговор смертелен.

Люди в своем большинстве живо интересуются всем на свете, за исключением того, что действительно стоит знать.

Люди всегда смеются над своими трагедиями — это единственный способ переносить их.

Люди интересуют меня больше, чем их принципы, а интереснее всего — люди без принципов.

Люди искусства имеют пол, но само искусство пола не имеет.

Люди, принадлежащие к хорошему обществу, интересны лишь масками, которые каждый из них носит, а отнюдь не тем, что за этими масками скрыто.

Люди стали столь трудолюбивы, что сделались безмерно глупы.

Люди учат, чтобы скрыть свое невежество, так же, как улыбаются, чтобы скрыть свои слезы.

Маргарет очень похорошела. В последний раз, что я ее видела, — двадцать лет назад, — это был уродец в пеленках.

Маска говорит нам больше, чем лицо.

Между Англией и Америкой удивительно много общего — фактически все, кроме языка.

Между капризом и „вечной любовью“ разница только та, что каприз длится несколько дольше.

Меня любили страстно, безумно. И очень жаль. Это невероятно мешало мне в жизни. Я бы не прочь иметь иногда немножко свободного времени.

Мередит — это Браунинг в прозе, да и Браунинг — тоже.

Милое дитя! Она так любит фотографии, особенно виды Швейцарии. На редкость целомудренный вкус.

Милосердие порождает множество грехов.

Мир всегда смеялся над своими трагедиями, ибо только так их и можно переносить. Соответственно, все то, что мир всегда воспринимал всерьез, относится к комедийной стороне жизни.

Мир создают певцы, и создают его для мечтателей.

Мне деньги не нужны — они нужны тем, кто имеет привычку платить долги, а я своим кредиторам никогда не плачу.

Мне иногда кажется, что слепота Гомера на самом деле — художественный миф, созданный во времена истинной критики для того, чтобы напомнить нам не о том лишь, что великий поэт — это всегда провидец, постигающий мир не физическим, а духовным зрением, а еще и о том, что он настоящий певец, чья песня рождается из музыки, когда, вновь и вновь про себя повторяя каждую свою строку, он схватывает тайну ее мелодии и во тьме находит слова, окруженные светом.

Мне кажется, хорошие люди приносят много вреда в жизни… И главный вред в том, что они придают такое огромное значение дурному. Бессмысленно делить людей на хороших и дурных. Люди бывают либо очаровательны, либо скучны. Я предпочитаю очаровательных.

Много ли значит тема для художника столь творческого, каким является критик? Не меньше, но и не больше, чем она значит для романиста или для живописца. Он схож с ними в том, что умеет находить свои мотивы повсюду.

Мода — настолько невыносимая разновидность безобразия, что приходится менять ее каждые полгода.

Модно то, что носишь ты сам, немодно то, что носят другие.

Можно восхищаться чужим языком, даже если не можешь свободно говорить на нем, как можно любить женщину, почти не зная ее.

Можно много сказать в защиту современной журналистики. Предоставляя голос необразованным людям, она знакомит нас с общественным невежеством.

Можно простить человеку, который делает нечто полезное, если только он этим не восторгается. Тому же, кто создает бесполезное, единственным оправданием служит лишь страстная любовь к своему творению.

Можно снести любые невзгоды — они приходят извне, они случайны. Но страдать за собственные ошибки — это самое горькое, что может быть в жизни.

Можно сразу определить, есть ли у мужчины семья или нет. Мне часто приходилось подмечать очень печальное выражение в глазах многих женатых мужчин.

Мои дурные качества просто чудовищны. Когда я ночью вспоминаю о них, я сейчас же опять засыпаю.

Мой долг — это то, чего я не делаю из принципа.

Молитвы всегда должны оставаться безответными. Если бы они исполнялись, это были бы не молитвы, а деловые переговоры.

Молодость Америки — самая старая из ее традиций. Ей насчитывается уже триста лет.

Молодость — это не мода. Молодость — это искусство.

Молодые люди хотели бы не изменять, но не могут; старики хотели бы изменять, но тоже не могут.

Мужчина всегда хочет быть первой любовью женщины. Женщины более чутки в таких вопросах. Им хотелось бы стать последней любовью мужчины.

Мужчина, который упорно не желает жениться, превращается в постоянное публичное искушение.

Мужчина может быть счастлив с женщиной до тех пор пока не полюбит ее.

Мужчина, читающий мораль, обычно лицемер, а женщина, читающая мораль, непременно дурнушка.

Мужчине лучше не оказывать своей жене слишком много внимания на людях, иначе могут подумать, что он колотит ее, когда они остаются вдвоем.

Мужчин можно анализировать и обсуждать, женщин же только обожать.

Мужчины женятся, устав от холостой жизни; женщины выходят замуж из любопытства. И тех и других ждет разочарование.

Мужчины мыслят. Женщинам только мыслится, что они мыслят.

Мужчины познают жизнь слишком рано, женщины — слишком поздно!

Мужчины становятся старше, но не становятся лучше.

Мужчины ужасно скучны, если они образцовые мужья, и невыносимо заносчивы, если не являются таковыми.

Мужчины часто делают предложение просто для практики.

Музыка будет по-немецки, вы не поймете.

Музыка есть тот вид искусства, в котором форма и содержание — одно.

Музыканты — удивительно непонятливый народ. Хотят, чтобы мы были немыми именно тогда, когда нам хочется быть глухими.

Мы живем в эпоху, когда необходимы только бесполезные вещи.

Мы пишем так много, что у нас не остается времени думать.

Мы приписываем нашим ближним те добродетели, из которых можем извлечь выгоду для себя, и воображаем, что делаем это из великодушия.

Мысль, которую нельзя назвать опасной, вообще не заслуживает названия мысли.

На далекие века мы смотрим посредством искусства, а искусство, к счастью, никогда не передает истину.

Надеюсь, вы не притворяетесь безнравственной женщиной, будучи на самом деле женщиной добродетельной? Это было бы непростительным лицемерием.

Надо всегда быть влюбленным. Вот почему никогда не следует жениться.

Найди слова для своей печали, и ты полюбишь ее.

На самом деле женщины любят, когда мужчины скверно одеты. Они всегда немного боятся денди и хотят, чтобы наружность мужчины говорила против него.

Настоящий художник никогда не видит мир таким, каким он есть, иначе это был бы не художник.

Настоящая большая страсть встречается ныне довольно редко. Это привилегия людей, которым больше нечего делать.

Наш единственный долг перед историей — переписать ее заново.

Не будучи богатым, совершенно незачем быть милым человеком. Романы — привилегия богатых, но никоим образом не профессия бедных. Бедняки должны быть практичны и прозаичны. Лучше иметь постоянный годовой доход, чем быть очаровательным юношей.

Не бывает нравственных и безнравственных книг. Все книги делятся на те, что написаны хорошо, и те, что написаны плохо.

Не было творческой эпохи, которая вместе с тем не стала бы и эпохой критики. Ибо не что иное, как критическая способность создает свежие формы.

Неверно делить людей на хороших и плохих; на самом деле они или очаровательны, или скучны.

Не говорите мне о страданиях бедняков. Они неизбежны. Говорите о страданиях гениев, и я буду плакать кровавыми слезами.

Негоже уподобляться Нарциссу, склонившись над фотографией; даже воде нельзя доверять; глаза любящего — вот единственно надежное зеркало.

Не грешник, а глупец — вот наибольшее из наших зол. Нет греха, кроме глупости.

Не дай бог быть принесенным в жертву!

Не дай совратить себя с пути неправедного! Добродетельный ты будешь невыносимо скучен. Это-то и злит меня в женщинах. Обязательно им подавай хорошего мужчину. Причем, если он хорош с самого начала, они его ни за что не полюбят. Им нужно полюбить его дурным, а бросить — до противности хорошим.

Недовольство — первый шаг к прогрессу как у отдельного человека, так и у народа.

Некоторые осмеливаются утверждать, будто за всю жизнь я не совершил ни единого дурного поступка. Разумеется, они говорят это за моей спиной.

Некрасивость — одна из семи смертных добродетелей.

Не любовь с первого взгляда, но любовь в конце сезона — это гораздо надежнее.

Ненавижу, когда несерьезно относятся к еде. Это неосновательные люди, и притом пошлые.

Необходимое условие совершенства леность; цель совершенства — юность.

Неразумные спорят с другими людьми, мудрые — с самими собой.

Нескромным поведением легче всего симулировать невинность.

Не следует дарить женщине ничего такого, что бы она не могла надеть вечером.

Нет нетактичных вопросов, есть только нетактичные ответы.

Нет ничего огорчительнее, чем обнаружить добродетель у человека, которого ты никогда бы в этом не заподозрил. Это все равно, что наткнуться на иголку в стогу сена. Это колет. Если у вас есть добродетель, следует предупреждать о ней заранее.

Нет ничего опаснее, чем быть модным. Все модное очень быстро выходит из моды.

Нет ничего ужаснее, чем внезапное осознание того, что всю свою жизнь ты говорил одну только правду.

Нет такого греха, который нельзя было бы не простить,— кроме разве что глупости.

Нет, я не цинична, просто у меня есть опыт — впрочем, это одно и то же.

Неужто вы верите всему, что пишут в газетах?
— Верю. Нынче только то и случается, чему невозможно поверить.

Ниагарский водопад — второе разочарование новобрачной.

Ни в коем случае искусство не воспроизводит свой век. Великая ошибка всех историков заключается в том, что они по искусству эпохи судят о самой эпохе.

Нигилист, этот удивительный мученик без веры, есть чисто литературный продукт. Он выдуман Тургеневым и завершен Достоевским.

Ни готика, ни античность совершенно не знают позы. Позу изобрели посредственные портретисты, и первым из людей, кто принялся позировать, стал биржевой маклер, который с тех пор так и позирует не переставая.

Ни за что не женитесь на женщинах с волосами соломенного цвета — они ужасно сентиментальны.

Никакого секрета жизни не существует. Цель жизни, если она есть, в том, чтобы всегда искать соблазнов. Их очень мало. Иногда проходит весь день, а так ни одного и не встретится.

Никогда не путешествую без дневника. Увлекательное чтение необходимо в дороге.

Никогда не следует вставать на чью-либо сторону. Это — начало искренности, за ней следом идет серьезность, и вся человеческая жизнь превращается в сплошную скуку.

Никогда неуважительно не высказывайтесь о высшем свете. Его ругают лишь те, кому не удается попасть туда.

Никто из нас не потерпел бы у других таких ошибок, как наши.

Ни один американский ребенок, сколь бы он ни любил своих родителей, никогда не закроет глаза на их недостатки. Однако эта система воспитания, при всех ее преимуществах, не всегда срабатывает. Во многих случаях дети, без сомнения, имеют дело с неблагодарным, неспособным к подлинному развитию материалом; об этом говорит тот факт, что американская мамаша остается по-прежнему утомительной особой.

Ни один великий художник не видит вещи такими, каковы они в действительности.

Ни одна из ошибок не обходится нам так дешево, как пророчество.

Ничегонеделанье — самое трудное в мире занятие, самое трудное и самое духовное.

Ничто так не льстит нашему самолюбию, как репутация грешника.

Нравственность всегда была последним прибежищем людей, равнодушных к искусству.

Нравственность — это всего лишь поза, которую мы принимаем перед теми, кого не любим.

О романе Чарлза Диккенса „Лавка древностей“:
Нужно иметь каменное сердце, чтобы, читая о смерти маленькой Нелл, не рассмеяться.

Нынешние молодые люди воображают, что деньги — это все. А с годами они в этом убеждаются.

Нынешние романы так похожи на жизнь, что нет возможности поверить в их правдоподобие.

Обедать в половине седьмого! В такую рань! Да это все равно что унизиться до чтения английского романа. Ни один порядочный человек не обедает раньше семи.

Обожаю подслушивать сквозь замочные скважины. Узнаешь столько интересного.

Обожаю политические салоны. Это единственное место, где не говорят о политике.

Обожаю простые удовольствия. Это последнее прибежище сложных натур.

Образование — вещь превосходная, но хорошо бы иногда помнить, что ничему из того, что следовало бы знать, научить нельзя.

Общественное мнение торжествует там, где дремлет мысль.

Общество испытывает поистине ненасытное любопытство ко всему, любопытства не заслуживающему.

Общество несравненно более дичает от систематического применения карательных мер, нежели от эпизодически совершаемых преступлений.

Общество часто прощает преступника. Но не мечтателя.

Обычно не мужчина делает предложение женщине, а она ему делает предложение. Только в буржуазных кругах бывает иначе. Но буржуазия ведь отстала от века.

Объектом Искусства должна быть не простая действительность, а сложная красота.

Огромное преимущество Франции над Англией заключается в том, что во Франции каждый буржуа хочет быть артистом, тогда как в Англии каждый артист хочет быть буржуа.

Одни лишь боги вкусили смерть. Аполлон умер, но Гиацинт, которого, по уверению людей, он убил, — до сих пор еще жив. Нерон и Нарцисс — всегда с нами.

Об Одри Бердсли, иллюстраторе „Саломеи“ Уайльда:
Одри Бердсли изобретен мной.

О других мы предпочитаем думать хорошо потому, что ужасно боимся за себя. В основе нашего оптимизма — безумный страх.

О красоте американец судит по массе, превосходство определяет размерами.
— Наша страна самая обширная на свете. Некоторые из наших штатов по величине равняются Англии и Франции, вместе взятым.
— Воображаю, какие у вас там сквозняки.

Она всегда была в кого-нибудь влюблена — и всегда безнадежно, так что она сохранила все свои иллюзии.

Она до того ко мне равнодушна, точно я ей муж.

Она мне очень нравится, но я не влюблен в нее.
— А она влюблена в вас, хотя нравитесь вы ей не очень.

Она может с блеском говорить о любом предмете при условии, если ничего о нем не знает.

Она не раз меняла мужей, но сохранила одного любовника, и потому пересуды на ее счет давно прекратились.

Она создана быть женою посланника. У нее удивительная способность запоминать фамилии людей и забывать их лица.

Он, должно быть, весьма почтенный человек. Я ни разу в жизни не слышал его имени, а это в наши дни много значит.

Они ведут простую, здоровую деревенскую жизнь: встают рано, потому что им много чего нужно сделать, и рано ложатся, потому что им не о чем думать.

Он из тех крайне слабовольных натур, которые не поддаются никакому влиянию.

Об ирландском писателе Джордже Муре:
Он писал на блестящем английском языке, пока не открыл для себя грамматику.

Об одном из английских романистов:
Он пишет на верхнем пределе своего голоса. Он так громок, что никто не слышит его.

Об американском писателе Генри Джеймсе:
Он пишет прозу так, как будто сочинять для него тяжелое наказание.

Он умер. По-видимому, он придавал слишком большое значение диагнозу своих врачей.

Опаздывал он всегда из принципа, считая, что пунктуальность — похититель времени.

Определить — значит ограничить.

Оптимизм начинается с широкой улыбки и кончается синими очками.

Орхидей я не заказываю, это мне не по средствам, но на иностранцев денег не жалею — они придают гостиной такой живописный вид!

Орхидея, прекрасная, как семь смертных грехов.

Отвратительная, нездоровая привычка говорить правду, проверять на истинность все, что слышишь, без колебаний возражать людям, которые намного моложе.

О футболе я самого лучшего мнения. Отличная игра для грубых девчонок, но не для деликатных мальчиков.

Очень опасно встретить женщину, которая полностью тебя понимает. Это обычно кончается женитьбой.

Очень трудно не быть несправедливым к тому, кого любишь.

Папиросы — это совершеннейший вид высшего наслаждения, тонкого и острого, но оставляющего нас неудовлетворенными. Чего еще желать?

Патриотизм по сути своей агрессивен, а патриоты, как правило,— люди злые.

Первая обязанность человека в жизни — быть как можно более искусственным. Вторая же обязанность человека — до сих пор еще никем не открыта.

Первый долг женщины — угождать своей портнихе. В чем состоит ее второй долг, до сих пор не выяснено.

Переделать других — очень легко, себя — намного труднее.

Персонажи нужны в романе не для того, чтобы увидели людей, каковы они есть, а для того, чтобы познакомиться с автором, не похожим ни на кого другого.

Пессимизм изобрел Гамлет. Весь мир сделался печален оттого, что некогда печаль изведал сценический персонаж.

Пессимист, оказавшись перед выбором между двумя видами зла, выбирает оба.

Пианистов я прямо-таки боготворю. Не знаю, что в них так меня привлекает… Может быть, то, что они иностранцы. Ведь они, кажется, все иностранцы? Даже те, что родились в Англии, со временем становятся иностранцами. Это очень разумно с их стороны и создает хорошую репутацию их искусству, делает его космополитичным.

Питать симпатии к обездоленным куда как просто. Питать симпатии к мысли намного труднее.

Поверхностными людьми я считаю как раз тех, кто любит только раз в жизни. Их так называемая верность, постоянство — лишь летаргия привычки или отсутствие воображения.

По-видимому, существует какая-то странная связь между благочестием и плохими рифмами.

Пожалуй, жестокость, откровенная жестокость женщинам милее всего: в них удивительно сильны первобытные инстинкты. Мы им дали свободу, а они все равно остались рабынями, ищущими себе господина. Они любят покоряться.

Пока актер не чувствует себя в костюме как дома, он не чувствует себя как дома и в своей роли.

Полигамия? Насколько поэтичнее иметь одного супруга или супругу и любить многих.

По-моему, муж не должен быть слишком обворожительным. Это опасно.
— Дитя мое, муж никогда не бывает слишком обворожителен!

По-моему, мужчина не способен к развитию. Он уже достиг высшей точки — и это не бог знает как высоко.

Поняв на примере матери, что американки не умеют стариться красиво, американская девушка предпочитает совсем этого не делать, и часто здесь преуспевает.

Популярность — это лавровый венок, дарованный миром низкопробному искусству. Все, что популярно,— дурно.

Порой наименьшее удовольствие в театре получаешь от пьесы. Я не раз видел публику, которая была интереснее актеров, и слышал в фойе диалог, превосходивший то, что я слышал со сцены.

Порочность — это миф, придуманный добродетельными людьми для того, чтобы объяснить странную привлекательность некоторых людей.

После двадцати лет счастливой любви женщина превращается в развалину, после двадцати лет брака — в подобие публичной библиотеки.

Последовательность — последнее прибежище людей, лишенных воображения.

После хорошего обеда вы готовы простить что угодно и кого угодно — даже своих родственников.

О поэте Роберте Браунинге:
После Шекспира не было шекспировской личности. Шекспир умел петь миллионами голосов, Браунинг — заикаться на тысячи ладов.

После Шопена у меня такое чувство, как будто я только что рыдал над ошибками и грехами, в которых неповинен, и трагедиями, не имеющими ко мне отношения.

По сути дела, художественно описать тюрьму не легче, чем, скажем, нужник. Взявшись за описание последнего в стихах или прозе, мы сможем сказать только, есть там бумага или нет, чисто там или грязно и все; ужас тюрьмы в том и состоит, что, будучи сама по себе чрезвычайно примитивной и банальной, она действует на человека столь разрушительно.

Похоронив третьего мужа, она с отчаяния стала блондинкой.

Об Оноре де Бальзаке:
Почитайте-ка Бальзака как следует, и наши живущие ныне друзья окажутся просто тенями, наши знакомые — тенями теней. Одна из величайших драм моей жизни — это смерть Люсьена дю Рюбампре.

Поэт может вынести все, кроме опечатки.

Поэты прекрасно знают, что о любви писать выгодно, на нее большой спрос. В наше время разбитое сердце выдерживает множество изданий.

Правда редко бывает чистой, а уж тем более святой.

Правда редко бывает чистой и никогда не бывает простой.

Предзнаменований не существует. Природа не посылает нам вестников — для этого она слишком мудра или слишком безжалостна.

Предмет страсти меняется, а страсть всегда остается единственной и неповторимой.

Прекрасно лишь то, что не имеет к нам касательства. Гекуба нам ничто, и как раз поэтому ее горести составляют столь благодарный материал для трагедии.

О Бернарде Шоу:
Прекрасный человек. Он не имеет врагов и не любим никем из друзей.
Можно по-разному не любить его пьесы, или любить его романы.

Прелесть брака состоит в том, что обоюдная измена — совершенно необходимое условие совместной жизни.

Прелесть прошлого в том, что оно прошло. Однако женщины никогда не знают, когда упал занавес. Они всегда хотят увидеть шестое действие пьесы, которая давно кончилась.

Приготовить хороший салат и быть искусным дипломатом — дело одинаково тонкое: и в том, и в другом случае важно в точности знать, сколько употребить масла, а сколько уксуса.

Признаюсь, я действительно не терплю свою родню. Это потому, должно быть, что мы не выносим людей с теми же недостатками, что у нас.

При крупных неприятностях я отказываю себе во всем, кроме еды и питья.

Природа ненавидит разум.

Природа — отнюдь не выпестовавшая нас мать. Она есть наше творение.

Природа подражает искусству. Она способна продемонстрировать лишь те эффекты, которые нам уже знакомы благодаря поэзии или живописи. Вот в чем секрет очарования природы, равно как тайна ее изъянов.

Прирожденных лжецов и поэтов не бывает.

Пробуют взывать к авторитету Шекспира — к нему всегда взывают, — и процитируют то скверно написанное место, где сказано про зеркало, которое искусство держит перед природой, забыв, что неудачный сей афоризм вложен, не без причины же, в уста Гамлета, чтобы окружающие имели лишнюю возможность убедиться в его полном безумии, когда дело касается искусства.

Прогресс есть претворение Утопий в жизнь.

Простые удовольствия — последнее прибежище сложных.

Прошлое, настоящее и будущее — всего одно мгновение в глазах Бога, и мы должны стараться жить у него на глазах.

Прошлым вечером на ней было слишком много румян и слишком мало одежды, а для женщин это первый признак отчаяния.

Прощайте врагов ваших — это лучший способ вывести их из себя.

Публика на удивление терпима: она прощает все, кроме гениальности.

Публика преисполнена ненасытного любопытства к чему угодно, только не к тому, что достойно внимания.

Публика смотрит на трагика, но комик смотрит на публику.

Пунктуальность — воровка времени.

Пусть некрасивые женщины будут пуританками. Ведь это их единственное оправдание.

Пути богам проторяет лишь тот, чьи суждения звучат гласом паломника в пустыне.

Путь парадокса — это путь истины. Чтобы подвергнуть реальность серьезному испытанию, мы должны увидеть ее балансирующей на туго натянутой проволоке. Об истине можно судить только тогда, когда она становится акробатом.

Пьеса была просто великолепна, а вот публика никуда не годилась.


 

 

      

       ^ Наверх ^        

Работа — последнее прибежище тех, кто больше ничего не умеет.

Разбитой можно считать лишь ту жизнь, которая остановилась в своем развитии.

Разводы совершаются на небесах.

Рассказать — значит пережить сызнова. Поступки — первая трагедия жизни, слова — вторая. И слова, пожалуй, хуже. Слова жалят.

О рекламе первого издания „Баллады Редингской тюрьмы“:
    Реклама в „Атенеуме“ превосходна. Так и чувствуешь себя чаем „Липтон“.

Религии умирают тогда, когда бывает доказана заключенная в них истина. Наука — это летопись умерших религий.

Религия — распространенный суррогат веры.

Религия умирает в тот момент, когда доказана ее непогрешимость.

Родственники — это скучнейшие люди, которые понятия не имеют о том, как жить, тем более — когда умереть.

О Роберте Льюисе Стивенсоне:
Романтическое окружение — наихудшее окружение для романтического писателя. На Гауэр-стрит Стивенсон мог создать новых „Трех мушкетеров“. А на Самоа он пишет письма в „Таймс“ насчет немцев.
Я также вижу, что он из кожи вон лезет, стремясь к естественной жизни. Если ты валишь лес, то, чтобы делать это с толком, ты не должен уметь описывать этот процесс. Естественная жизнь — это, в сущности, бессознательная жизнь. Взяв в руки лопату, Стивенсон всего-навсего расширил область искусственного.

Самая прочная основа для брака — взаимное непонимание.

Самое верное утешение — отбить поклонника у другой, когда теряешь своего. В высшем свете это всегда реабилитирует женщину.

Самое непростительное в фанатике — это его искренность.

Самопожертвование следовало бы запретить законом. Оно развращает тех, кому приносят жертву. Они всегда сбиваются с пути.

Самопожертвование — это остаток дикарского ритуала членовредительства, напоминание о том преклонении перед болью, которое в истории принесло столько зла да и сейчас каждый день требует новых жертв, воздвигнув свои алтари.

Самые большие загадки таит в себе то, что мы видим, а не то, что скрыто от наших глаз.

Самые глупые поступки люди совершают, как правило, из самых возвышенных побуждений.

Свет создан дураками, чтобы умные люди могли жить в нем.

Своей превосходной поэзией Англия обязана лишь тому обстоятельству, что англичане ее не читают, а стало быть, не оказывают на нее никакого влияния.

Своих мужей всегда ревнуют некрасивые женщины; красивым — не до этого, они ревнуют чужих.

Святость создается любовью. Святые — это люди, которые сильнее всего любили.

Сделать человека социалистом — пустяк, но сделать социализм человечным — великое дело.

С дурными женщинами не знаешь покоя, а с хорошими изнываешь от скуки. Вот и вся разница.

Секрет сохранения молодости в том, чтобы избегать некрасивых эмоций.

Серьезность — последнее прибежище заурядности.

Сельский сквайр, который охотится за лисой,— непроизносимое в погоне за несъедобным.

С женщиной можно вести себя лишь единственным образом — ухаживать за ней, если она хорошенькая, или за другой, если некрасива.

Сказать человеку в глаза всю правду порою больше, чем долг, — это удовольствие.

Сколько времени ты мог бы любить женщину, которая тебя не любит?
— Которая не любит? Всю жизнь.

Скука — единственный грех, которому нет прощения.

Следует опасаться женщин, не скрывающих своего возраста. Женщина, которая говорит, сколько ей лет, может выболтать что угодно и кому угодно.

Слезы — убежище для дурнушек, но гибель для хорошеньких женщин.

Случайное освещение предметов в комнате, тон утреннего неба, запах, когда-то любимый вами и навеявший смутные воспоминания, строка забытого стихотворения, которое снова встретилось вам в книге, музыкальная фраза из пьесы, которую вы давно уже не играли, — вот от каких мелочей зависит течение нашей жизни.

Слушать — это очень опасно: тебя могут убедить. А человек, который уступает доводам разума, очень неразумное существо.

Смотреть на что-то далеко не то же самое, что видеть. Не видишь ничего, пока не научишься видеть красоту.

Сначала дети родителей своих любят, затем начинают критиковать, но в любом случае ничего им не прощают.

Совесть делает нас всех эгоистами.

Совесть и малодушие — это на самом деле одно и то же. Просто „совесть“ звучит респектабельнее.

Совесть“ — официальное название трусости, вот и все.

Советовать людям, что им читать, как правило, бесполезно либо вредно. Но вот сообщить людям, чего читать не следует, — совсем другое дело, и я охотно предложил бы включить эту тему в факультативный университетский курс.

Современные женщины все понимают, кроме своих мужей.

Современные мемуары обыкновенно пишутся людьми, совершенно утратившими память и не совершившими ничего, достойного быть записанным.

Современные молодые люди совершенно непереносимы: они не испытывают ни малейшего уважения к крашеным волосам.

Сопереживать страданиям друга может всякий, а вот успехам — лишь натура необычайно тонкая.

Споры — крайне вульгарная вещь. В хорошем обществе все имеют в точности одно и то же мнение.

Способность думать — самое нездоровое, что существует под солнцем, и люди от этого умирают точно так же, как от физических недугов. К счастью, уж у нас в Англии эта способность незаразна.

Старики все принимают на веру, люди зрелые во всем сомневаются, зато юные знают все.

Старинные историки преподносят нам восхитительный вымысел в форме фактов; современный романист преподносит нам скучные факты под видом вымысла.

Стоит человеку выделиться из массы других, как у него появляются враги. Чтобы быть всеобщим любимцем, нужно быть посредственностью.

Столетия живут в истории благодаря своим анахронизмам.

Судя по их виду, большинство критиков продаются за недорогую цену.

Существуют два способа не любить искусство. Один из них заключается в том, чтобы его просто не любить. Другой в том, чтобы любить его рационально.

Счастье женатого мужчины целиком зависит от тех женщин, на которых он не женился.

Тайная информация — это почти всегда источник большого состояния и результат публичного скандала.

Та любопытная смесь плохой работы и хороших намерений, которая дает у нас право художнику считаться типичным представителем английского искусства.

Твердое правительство — пустая надежда тех, кто не понимает, насколько сложно искусство управления.

Творчество всегда тащится за своим веком. А направляет этот век Критика. Дух Критики и Всемирный Дух суть единство.

Творчество суживает пределы видения, созерцание же их раздвигает.

Те, кого любят боги, с годами становятся все моложе.

Те, кто видит разницу между душой и телом, не имеют ни того, ни другого.

Тем, кто верен в любви, доступна лишь ее банальная сущность. Трагедию же любви познают лишь те, кто изменяет.

Теперешние журналисты всегда с глазу на глаз просят у человека прощения за то, что сказали о нем во всеуслышание.

Теперь ведь женщине не разрешается флиртовать раньше сорока лет и питать романтические чувства раньше сорока пяти.

Теперь все женатые мужчины живут как холостяки, а все холостые — как женатые.

Теперь хорошее воспитание — только помеха. Оно закрывает перед вами множество дверей.

Терпеть не могу логики. Она всегда банальна и нередко убедительна.

Терпеть не могу принципов. Предпочитаю предрассудки.

Тех, кто притворяется хорошим, свет принимает всерьез. Тех, кто притворяется плохим, — нет. Такова безграничная глупость оптимистов.

Техника — это на самом деле личность художника. Вот почему мастер и не способен ей обучить, а подмастерье не в силах ее перенять, понять же ее может критик-художник.

Только ведущий аукциона способен одинаково и беспристрастно восхищаться всеми школами искусства.

Только великим мастерам стиля удается быть неудобочитаемыми.

Только вы один и говорили все время, не закрывая рта.
Кто-то же должен слушать, а говорить я люблю сам. Это экономит время и предупреждает разногласия.

Только два сорта людей по-настоящему интересны — те, кто знает о жизни все решительно, и те, кто ничего о ней не знает.

Только лишь неглубокие люди понимают себя до конца.

Только не торопитесь со мною соглашаться. Когда со мною соглашаются, у меня всегда такое чувство, что я где-то напутал.

Только поверхностные люди не судят о человеке по внешности.

Только по-настоящему хорошая женщина способна совершить по-настоящему глупый поступок.

Только у людей действия больше иллюзий, чем у мечтателей. Они не представляют себе, ни почему они что-то делают, ни что из этого выйдет.

Тот, кто желает вести народ за собой, вынужден следовать за толпой.

Тот, кто оглядывается на свое прошлое, не заслуживает будущего.

Тот, кто смотрит на дело с обеих сторон, обычно не видит ни одной из них.

Тот, кто так озабочен просвещением других, никак не выберет времени для собственного просвещения. Истинным идеалом для человека является рост его собственной культуры.

Трагедия бедняков — в том, что только самоотречение им по средствам. Красивые грехи, как и красивые вещи, — привилегия богатых.

Трагедия старости не в том, что ты стар, а в том, что ты по-прежнему считаешь себя молодым.

Трагических эффектов можно достичь, привнося комическое. Смех в зале не устраняет чувства ужаса, но, давая отдушину, помогает ему углубиться. Никогда не бойтесь вызвать смех в зале. Этим вы не испортите, а, наоборот, усилите трагедию.

Тридцать пять лет — возраст необычайно привлекательный: в лондонском свете немало женщин знатного происхождения, которые, по собственной воле, остаются тридцатипятилетними на многие годы.

Три письма, которые вы мне написали после нашего разрыва, так хороши и в них так много орфографических ошибок, что я до сих пор не могу удержаться от слез, когда перечитываю их.

Трудно избежать будущего.

Убийство — это всегда ошибка… Не следует делать того, о чем нельзя поговорить за чашкой чая.

Уверяю вас: пишущая машинка, если на ней играть с чувством и выражением, раздражает не более, чем фортепиано, на котором играет ваша сестра или другая близкая родственница.

Увы, половина человечества не верит в Бога, а другая половина не верит в меня.

У демократии есть один лишь серьезный враг — это авторитарный правитель, но только в том случае, если правитель этот добрый и справедливый.

Ужас, как женщины стали расчетливы. Спору нет, нашим бабушкам тоже случалось пускаться во все тяжкие, но их внучки непременно сначала прикинут, что это им даст.

У женщин поразительная интуиция, и ничто не остается ими незамеченным, кроме очевидного.

У женщины с прошлым нет будущего.

Уистлер, при всех его недостатках, не согрешил ни одной стихотворной строкой.

У каждого должно быть хоть какое-нибудь занятие. И если бы у меня не было долгов, мне решительно нечем было бы себя занять.

У красоты смыслов столько же, сколько у человека настроений. Красота — это символ символов. Красота открывает нам все, поскольку не выражает ничего.

У меня непритязательный вкус: мне вполне достаточно самого лучшего.

Умеренность губительна. Успех сопутствует только излишеству.

У многих женщин есть прошлое, но у этой особы — их целая дюжина, и ни в одном из них не приходится сомневаться.

У него было типично британское лицо. Такое лицо, стоит его однажды увидеть, уже не запомнишь.

Унизительно сознавать, что все мы вылеплены из одного теста, но куда же от этого деться? В Фальстафе есть нечто от Гамлета, а в Гамлете немало от Фальстафа.

Уроды и дураки живут в свое удовольствие. Они развалились в партере и пялятся на сцену. Если они и не испытали вкус победы, то им, по крайней мере, неведомо поражение.

Ученый разговор — занятие умственно безработных.

Ученый разговор — это либо жеманство невежд, либо профессия умственно отсталых.

Учить искусству надо не в Академии. Художника создает то, что он видит, а не то, что он слышит.

У юности целое царство впереди. Каждый из нас родится царем, и многие, подобно царям, умирают в изгнании.

Филантропы, увлекаясь благотворительностью, теряют всякое человеколюбие.

Философия учит нас хладнокровно относиться к несчастьям других людей.

О писателе и издателе Франке Норрисе:
Франка Норриса приглашали в каждый приличный английский дом — по одному разу.

Французская революция“ Карлейля представляет собой один из самых очаровательных исторических романов из всех, когда-либо написанных.

Фундаментом литературной дружбы служит обмен отравленными бокалами.

Ханжа — преинтересный предмет для психологов, и хотя из всех видов позерства моральное всего отвратительнее, умение встать в позу уже чего-то стоит.

Хорошие мужья невыносимо скучны, плохие — ужасно самонадеянны.

Хорошо завязанный галстук — это первый важный шаг в жизни.

Хорошо образованный человек противоречит другим, мудрый — противоречит себе.

Хорошо подобранная бутоньерка — единственное связующее звено между Искусством и Природой.

Хотите осчастливить бедняка — дайте ему возможность хоть иногда сорить деньгами; хотите осчастливить богача — дайте ему возможность сэкономить хоть один лишний пенс.

Хотите понять других — пристальнее смотрите в самого себя.

Храни вас боже оказаться рядом с человеком, всю жизнь стремившимся образовывать других. До чего узок горизонт этих людей! До чего утомляют они и нас, и, должно быть, самих себя, до бесконечности повторяя и пережевывая одни и те же мысли!

Христос умер не для того, чтобы спасти людей, а для того, чтобы научить их спасать друг друга.

Художники-академики, чью полную неспособность к живописи мы можем ежегодно видеть в мае за шиллинг.

Художники, как и боги, никогда не должны покидать свои пьедесталы.

Художник не стремится что-либо доказывать. Доказать можно что угодно, даже несомненные истины.

Хуже брака без любви может быть только брак, в котором любовь существует лишь с одной стороны.

Хуже Несправедливости только Справедливость без карающего меча. Когда Добро бессильно, оно — Зло.

Цель жизни — самовыражение. Высший долг — это долг перед самим собой.

Цель искусства — раскрыть красоту и скрыть художника.

Цель критика в том, чтобы запечатлеть собственные импрессии. Это для него создаются картины, пишутся книги и обращается в скульптуру мрамор.

Циник — это человек, который всему знает цену, но никого и ничего не ценит.

Чарлз Лэм говорит, что для него всегда сомнительны достоинства стихов, пока они не напечатаны; по его замечательному суждению, „все вопросы снимает типографщик“.

Чего нет в творце, не может быть и в творении.

Человек должен вбирать в себя краски жизни, но никогда не помнить деталей. Детали всегда банальны.

Человек или сам должен быть произведением искусства, или быть одетым в произведение искусства.

Человек, который может овладеть разговором за лондонским обедом, может овладеть всем миром. Будущее принадлежит денди.

Человек менее всего оказывается самим собой, говоря о собственной персоне. Позвольте ему надеть маску, и вы услышите от него истину.

Человек может поверить в невозможное, но никогда не поверит в неправдоподобное.

Человечество преувеличивает свою роль на земле. Это — его первородный грех.

Чем более искусство подражает эпохе, тем менее передает ее дух.

Чем меньше наказаний, тем меньше и преступлений.

Чем объективнее кажется нам произведение, тем оно на деле субъективнее. Быть может, Шекспир и вправду встречал на лондонских улицах Розенкранца и Гильденстерна или видел, как бранятся на площади слуги из враждующих семейств, однако Гамлет вышел из его души и Ромео был рожден его страстью.

Честолюбие — последнее прибежище неудачников.

Членам палаты общин сказать нечего, о чем они и говорят.

Чтобы быть естественным, необходимо уметь притворяться.

Чтобы вернуть молодость, стоит только повторить все ее безумства.

Чтобы вернуть свою молодость, я готов делать все — только не вставать рано, не заниматься гимнастикой и не быть полезным членом общества.

Чтобы завоевать мужчину, женщине достаточно разбудить самое дурное, что в нем есть. Ты делаешь из мужчины бога, и он тебя бросает. Другая делает из него зверя, и он лижет ей руки и не отстает от нее.

Чтобы приобрести репутацию блестяще воспитанного человека, нужно с каждой женщиной говорить так, будто влюблен в нее, а с каждым мужчиной так, будто рядом с ним изнываешь от скуки.

Чтобы хоть отчасти понять самого себя, надо понять все о других.

Что есть Истина? Если дело идет о религии, это не более чем известное мнение, которое сумело продержаться века.

Что касается честной бедности, то ее, разумеется, можно пожалеть, но восхищаться ею — увольте!

Чувства людей гораздо интереснее их мыслей.

Чувствительная особа — это тот, кто непременно будет отдавливать другим мозоли, если сам от них страдает.

Чудаки, право, эти художники! Из кожи лезут, чтобы добиться известности, а когда слава приходит, они как будто тяготятся ею. Как это глупо! Если неприятно, когда о тебе много говорят, то еще хуже — когда о тебе совсем не говорят.

Чудеса! Я не верю в чудеса. Я слишком много видела чудес.
Иродиада в драме Уайльда „Саломея“.

Чудесный бал! Так и вспомнилось прежнее время. И дураков в обществе не убавилось. Приятно убедиться, что здесь все по-старому.

Чужие драмы всегда невыносимо банальны.

Шпионы — вымирающая профессия. За них теперь все делают газеты.

Эгоизм не в том, что человек живет как хочет, а в том, что он заставляет других жить по своим принципам.

Экзамены ровно ничего не значат. Если вы джентльмен, то знаете столько, сколько нужно, а если не джентльмен — то всякое знание вам только вредит.

Экзамены — это когда глупец задает такие вопросы, на которые и мудрец не ответит.

Эстетика выше этики. Она принадлежит сфере более высокой духовности. В становлении личности даже обретенное ею чувство цвета важнее обретенного понимания добра и зла.

Эта гувернантка слишком красива, чтобы ее можно было держать в порядочном доме.

Эта неопределенность ужасна. Подольше бы она не кончалась.

Этика искусства — в совершенном применении несовершенных средств.

Эти папиросы с золотым ободком ужасно дороги. Я курю их только тогда, когда я по уши в долгу.

Это не мое дело. Поэтому оно меня и интересует. Мои дела всегда нагоняют на меня тоску. Я предпочитаю чужие.

Это прямо чудовищно, как люди себя нынче ведут: за вашей спиной говорят о вас чистую правду.

Это ужасно тяжелая работа — ничего не делать.

Это хорошо, что вы курите. Каждому мужчине нужно какое-нибудь занятие. И так уж в Лондоне слишком много бездельников.

Эхо часто прекраснее голоса, которое оно повторяет.

Я бы назвал критику творчеством внутри творчества.

Я бы ничего не стал изменять в Англии, за исключением разве лишь погоды.

Я всегда очень дружески отношусь к тем, до кого мне нет дела.

Я всегда считал и теперь считаю, что эгоизм — это альфа и омега современного искусства, но, чтобы быть эгоистом, надобно иметь эго. Отнюдь не всякому, кто громко кричит: „Я! Я!“, позволено войти в Царство Искусства.

Я всегда удивляю сам себя. Это единственное, ради чего стоит жить.

Я глубоко сочувствую английским демократам, которые возмущаются так называемыми „пороками высших классов“. Люди низшего класса инстинктивно понимают, что пьянство, глупость и безнравственность должны быть их привилегиями, и если кто-нибудь из нас страдает этими пороками — он тем самым как бы узурпирует их права.

Я единственный человек на свете, кого мне хотелось бы лучше узнать.

Я еще могу примириться с грубой силой, но грубая, тупая рассудочность совершенно невыносима. Руководствоваться рассудком — в этом есть что-то неблагородное. Это значит — предавать интеллект.

Я живу в постоянном страхе, что меня поймут правильно.

Я знал одного молодого человека, которого разорила пагубная привычка отвечать на все письма.

Я знаю, как весело бывает подобрать какую-либо кличку и носить, как розу в петлице. Именно так обретали названия все крупные школы в искусстве.

Язык — не сын, а отец мысли.

Я люблю званые обеды в Лондоне. Умные люди просто не слушают, что им говорят, а глупые не говорят вовсе.

Я люблю знать все о своих новых знакомых и ничего — о старых.

Я люблю мужчин с будущим и женщин — с прошлым.

Я люблю послушать, как злословят о других, но не обо мне, — последнее не имеет прелести новизны.

Я люблю слушать себя. Для меня это одно из самых больших удовольствий. Порой я веду очень продолжительные беседы сама с собой, и, признаться, я настолько образованна и умна, что иной раз не понимаю ни единого слова из того, что говорю.

Я могу устоять перед чем угодно, кроме соблазнов.

Я не верю в прогресс, но верю в постоянство человеческой глупости.

Я не верю ни единому слову из того, что вы мне говорите… или я вам.

Я не говорил, что он женится. Я сказал только, что он собирается жениться. Это далеко не одно и то же. Я, например, ясно помню, что женился, но совершенно не припоминаю, чтобы я собирался жениться. И склонен думать, что такого намерения у меня никогда не было.

Я не желаю знать, что говорят обо мне за моей спиной. Это слишком мне льстит.

Я неизменна во всем, кроме своих чувств.

Я ненавижу драки, независимо от повода. Они всегда вульгарны и нередко доказательны.

Я не одобряю длительных помолвок. Это дает возможность узнать характер другой стороны, что, по-моему, не рекомендуется.

Я никогда бы не стал его другом, будь я знаком с ним. Это очень опасно — хорошо знать своих собственных друзей.

Я никогда не пользуюсь хорошими советами, а спешу передать их другим: только так с ними и следует поступать.

Я никогда не хожу пешком и переписываюсь только по телеграфу.

Я обожаю мужчин за семьдесят. Они всегда предлагают женщинам любовь до гроба. По-моему, семьдесят лет — идеальный возраст для мужчины.

Я обычно говорю то, что у меня на уме. В наши дни это большая ошибка: тебя слишком часто понимают неправильно.

Японцы — это творение определенных художников. Сказать по совести, вся Япония — сплошная выдумка. Нет такой страны, как и такого народа. Желая ощутить специфически японский эффект, не следует уподобляться туристу и брать билет до Токио. Напротив, следует остаться дома, погрузившись в изучение творчества нескольких японских художников, а когда вы глубоко прочувствуете их стиль, поймете, в чем особенность их образного восприятия, как-нибудь в полдень ступайте посидеть в парке или побродить по Пикадилли, — если же вам не удастся распознать там нечто чисто японское, значит, вы не распознаете этого нигде на свете.

Я правил свое стихотворение полдня и вычеркнул одну запятую. Вечером я поставил ее опять.

Я сказал бы, что Америка вовсе не открыта. Она еще только обнаружена.

Я слишком люблю читать книги и потому не пишу их.

Я согласен отнюдь не со всем, что я изложил в данном эссе. Со многим я решительно не согласен. Эссе просто развивает определенную художественную точку зрения, а в художественной критике позиция — все. Потому что в искусстве не существует универсальной правды. Правда в искусстве — это Правда, противоположность которой тоже истинна.

Я считаю, что если мать каждый сезон не расстается по крайней мере с одной дочерью, значит, у нее нет сердца.

Я уложил все системы в одну фразу, и всю жизнь — в один афоризм.

Я хотел бы напомнить тем, кто насмехается над красотой как над чем-то непрактичным, что безобразная вещь — это просто плохо выполненная вещь. В красоте — божественная экономность, она дает нам только то, что нужно; уродство расточительно, оно изводит материал впустую, уродство как в костюме, так и во всем остальном — это всегда знак того, что кто-то был непрактичен.

Я человек женатый, а в том и состоит прелесть брака, что обеим сторонам неизбежно приходится изощряться во лжи.

Из письма Уайльда Аде Леверсон:
Я читал Алфреду отрывки из его собственной жизни. Это был сюрприз для него. Каждый должен вести чей-либо чужой дневник; надеюсь, вы будете вести мой.

Я читаю все английские газеты. Они очень интересны.
— Ну, значит, вы читаете между строк.


 


^ К началу страницы ^
 
<< Предыдущий автор        На главную страницу        Следующий автор >>

 

Работа над сайтом продолжается.
Отзывы и замечания можно высказатьпо адресу:
zemlyan@mail.ru  или  оставив запись  в  гостевой книге.
 
aforism.chat.ru